"Нет, она революционерка, - решил я, наконец. - Она стойкая революционерка, проявлявшая себя с самой лучшей стороны. Не я ли всегда говорил ей, что большевик не должен быть доверчивым, не должен выдавать свою тайну ни одному человеку, пока не изучит его до конца? Не по этой ли моей директиве она действует, желая еще глубже изучить меня. Я не имею права обижаться на нее за то, что она скрыла от меня свое настоящее имя, ведь я сам скрываю от нее свое имя. Несомненно, она любит меня и любит искренне. Но как? Может быть, она любит меня, как революционерка? Если это так, то я прав был, говоря, что очень часто наивная во всем, даже в своей любви, непостоянная женщина бывает очень стойким, очень выдержанным и верным революционером. Эти мои утверждения всегда вызывали смех товарищей. Но Нина оправдывала мою точку зрения. Она быстро изучила меня, а я до сих пор еще не смог ее узнать.
"Что делать, - думал я, - если она не постоянна в любви, то в революции будет постоянной".
Я перелистываю книгу дальше в надежде найти еще что-нибудь. В книге было еще несколько бумажек. Из них меня больше всего заинтересовал "список членов политкружка".
Список начинался именем Розины Никитиной.
Скрыв свое имя от любимого человека, она не скрыла его от своей партии и в списке написала свое настоящее имя. Девушка, организовавшая в Иране первый политический кружок, еще больше заинтересовала меня.
Я стал читать список:
1. Розина Никитина.
2. Гасан-ага Гейдар-оглы.
3. Шафи Шабан-оглы.
4. Али-Акбер Кязим-оглы.
5. Багир Гаджи-оглы.
6. Салех Мусеиб-оглы.
7. Явер Халил-оглы.
8. Гаджи-Ага Аваз-оглы.
9. Дадаш Гулу-оглы.
Обнаруженный мною список был копией того, который принес мне, по моему поручению, Тутунчи-оглы. Вся эта молодежь собиралась у Тахмины-ханум. Узнав, зачем Нина ходила к Тахмине-ханум, я совершенно успокоился, но одно обстоятельство заставило меня призадуматься. Имена Гаджи-Ага Аваз-оглы и Дадаш Гулу-оглы были зачеркнуты.
Почему они вышли из кружка? Или сама Нина прогнала их? Не оказались ли они предателями? Если так, то они могут выдать тайну кружка и погубить Нину, а вместе с ней и членов кружка.
Я решил поговорить с Ниной и кое-что сказать ей об этом, но потом раздумал, решив, что она достаточно умна, чтобы выйти из затруднительного положения.
Я положил книгу на место, налил себе стакан чаю и только собирался пить, как проснулся Меджид.
- Тетя! Тетя! - позвал он Нину.
Я поднял его, одел, умыл и посадил за стол. В это время пришла и Нина. Она была очень задумчива, но, увидав нас, невольно рассмеялась.
- Если бы я знала, что ты проснешься так скоро, я пришла бы раньше, сказала она.
- Я не мог заснуть. Мешали всевозможные мысли. Да и Меджид проснулся.
Меджид бросился обнимать Нину.
- Куда ты уходила, зачем оставила нас здесь? - приставал он к ней с расспросами.
- Я ходила по делу, - сказала она и отвернулась.
Приласкав ребенка, Нина прошла в свою комнату переодеться и вышла в другом, тоже черном платье.
Мы молчали. Даже забавный лепет Меджида не мог вывести нас из состояния тяжелой задумчивости.
- Почему ты в черном платье? - прервал я, наконец, молчание.
- Сегодня Сельтенет не было, и мне пришлось заняться хозяйством. Белое платье очень маркое, а на черном не видно пятен.
Я уже был на ногах, собираясь уходить. Надо было сказать ей что-нибудь такое, чтобы она поняла мои сомнения, мое недовольство. Я вовсе не хотел оскорблять ее, но не мог сдержать себя.
- Дело не в черном платье, но нехорошо все то, что скрывает пятна, бросил я ей в ответ.
Оскорбленная Нина взглянула на меня полными недоумения глазами и, закрыв лицо руками, убежала в свою комнату.
Без сомнения, пошла плакать...
- Нет, этого не может быть! - сказал я громко, входя в свою комнату.
- Сын мой, с кем ты говоришь? - вдруг окликнула меня Тахмина-ханум, которой я не заметил.
Я вздрогнул от неожиданности. Не зная, что ей сказать, сел на кровать.
- С кем ты говорил? - вторично спросила Тахмина-ханум.
- От долгих размышлений человек делается мечтателем. Он думает о том, что все непостоянно, что никому нельзя верить... Я не пессимист, не люблю пессимистов, не терплю и ревнивцев. Расставаясь с любимым человеком, я не чувствую тяжести, но человек, отказывающий мне в своей любви, должен заявить мне об этом открыто, а не проявлять это всевозможными фокусами.
Тахмина-ханум слушала поток отрывистых слов и понимала меня столько же, сколько тюрок понимает коран, написанный на арабском языке.
- Слава аллаху, тебя никто не бросил и другого не полюбил. Нина-ханум скорее умрет, чем расстанется с тобой, - сказала она, отвечая на дошедший до нее смысл моей бредовой речи.
Я решил, что настал удобный момент для откровенных расспросов.
- Тахмина-ханум, старой Нины уже нет. Она совершенно изменилась. О прошлых днях остались одни воспоминания. Я не нахожу ее дома. А сегодня она оставила меня с ребенком и ушла куда-то. Все время плачет и ходит в черном... Разве все это не говорит о ее новом любовном приключении?