Ты смотришь на звёзды, звезда моя...
В твоей степи твои травы и злаки так хороши!
Он пел о том, как любит девушку с золотистыми косами и синими, как вечернее небо, зоркими как у орлицы глазами. О том, как мчится она верхом по цветущей степи, и никто не может догнать её, кроме ветра. Но он, Гирт, обязательно её догонит…
…Ночь без звёзд, пространство без предела, время без конца и начала. Вечность...
Арита никогда не думала о бездне. Теперь всей душой хотелось верить, что в великом Ничто есть Кто-то. Туда она и уйдёт, когда настанет час, познав земные радости, насытившись плодами Земли...
…Арита прилегла и почувствовала, как стебельки трав щекочут щёку. Долго лежала без сна, размышляя о Пути Сюда и Пути Обратно, о котором поведала ей Аракала, о других немыслимых Когда и Где.
Потом погрузилась в забытьё.
Утром их разбудил запах дыма.
Арита вскочила. Там, где вчера на закате виднелись очертания становья, на фоне розовеющего восхода поднимались к небу чёрные струи дыма.
Арита вскрикнула, и в мгновенье ока оказалась в седле. Конь мчал её как ветер...
Скифы напали на становье ночью, подожгли жилища их племени, угнали скот. К утру от шатров остались лишь дымящиеся остовы.
Слезились глаза, едкий запах дыма раздирал горло. Арита металась от одного пепелища к другому, но никого не осталось в живых.
Гирта она нашла на самом краю становища возле мёртвого костра. Пронзённый скифской стрелой, он лежал на спине, широко раскинув руки, словно пытался оттолкнуться от земли. На груди темнело пятно. Он даже не успел выстрелить из своего лука.
Арита упала на колени, всматриваясь в бледное лицо.
– Гирт...
Тонкие губы с запёкшейся струйкой крови, губы, которые так любила, оставались неподвижными…
Словно подхваченная ветром, вскочила Арита и с разбега взлетела на коня.
Жажда мести подхлёстывала её. Она мчалась так, что ветер свистел в ушах. Глаза застилали слёзы. Она рычала как разъярённая волчица.
Она думала, что её никому не догнать. Но скифская стрела догнала.
Арита коротко вскрикнула и упала в ковыль.
Очнулась она от жгучей боли. Голова гудела.
Сквозь шум в ушах уловила властный мужской голос:
– С чего ты взял, что она знатная киммерийка?
– При ней нашли царский жезл, – почтительно ответил другой голос. – Возможно, это символ могущества её рода.
Арита открыла глаза и с трудом повернулась в сторону голосов.
Рядом с лежанкой, на которой она находилась, стояли двое мужчин.
Один – высокий, чернобородый, с длинными волосами, схваченными вокруг лба расшитой красной тесьмой – держался высокомерно. Одет он был богато, на поясе висел меч с рукояткой в виде головы какого-то зверя. Она видела такие мечи раньше, украшенные замысловатыми узорами и искусными изображениями животных.
Скифы, ужаснулась Арита.
Они разглядывали её, и это было унизительно.
Второй, видимо слуга, стоял ближе.
– Она, кажется, пришла в себя, – сказал господин.
Слуга наклонился так близко, что она почувствовала зловонное дыхание. Собрав последние силы, киммерийка плюнула ему в лицо. Тот отпрянул, зашипев ругательства.
Знатный скиф промолчал, только смерил их надменным взглядом и ушёл.
– Ах, ты дочь шакала... – замахнулся на неё слуга, но ударить не посмел, только погрозил кулаком и шмыгнул вслед за господином.
Арита осталась одна. Она попыталась подняться, но не смогла. Сил не было, и тело пронзила такая боль, что глазам стало горячо от выступивших слёз.
Когда боль немного утихла, Арита попробовала осмотреться.
Она лежала на тюфяке и подушке, набитых оленьей шерстью. Светильник в виде круглого котелка с ручкой-обручем, подвешенный в центре жилища, тускло освещал войлочные стены. В неярком свете, среди тревожного бега теней, по ним неслись искусно вышитые вереницы пантер, нападающих на оленей. Рядом с лежанкой на круглом столике с изогнутыми ножками, похожими на лапы какого-то животного, стоял ещё один маленький светильник, пламя которого разбрасывало золотые искры по гладкой блестящей поверхности лежащего рядом Жезла.
Арита вспомнила, как в последнюю ночь её прежней жизни получила жезл от Аракалы…
Поэтому меня приняли за царевну, подумала она.
…Возможно ли в безбрежной степи найти дорогу? Возможно ли вернуться в этот мир, когда знаешь, что того, кто связывал тебя с ним, уже нет в живых? Возможно ли, не чувствуя себя частью этого мира, страшиться смерти?
Жизнь возвращалась к ней медленно. Порой, приходя в себя, она беспомощно пыталась соединить в цельное покрывало пёстрые лоскутки обрывочных, но потом снова погружалась в беспамятство. Она поправилась бы скорее, если бы хотела жить. Только желание мстить заставляло её возвращаться из приграничных миров.
Мало-помалу, она пошла на поправку. Кобылье молоко, баранье мясо, целительный степной воздух вернули телу упругость, глазам зоркость, а сердцу страсть. Она осознала унизительное положение, в котором находилась, и снова горе овладело ею.
Но когда однажды хмурым ветреным утром Арита, наконец, вышла из убежища, она хотела одного – мстить. Каждый высохший стебель, каждая пожелтевшая травинка шептали ей о мести.