Те, что от дьявола

Поверьте, я оглядел их счастье со всех сторон, обнюхал, ощупал, проверил. Я искал в нем трещины, червоточины. Простите за грубое слово, искал даже не червей, а блох. Смотрел во все глаза, влез обеими ногами в жизнь двух чужих мне людей, стремясь найти в удивительном, возмутительном счастье потайной уголок, изъян, щербину, но находил лишь достойное зависти блаженство, словно дьявол обвел Господа Бога вокруг пальца, если верить, что Бог и дьявол существуют. Как вы понимаете, после смерти графини я остался с де Савиньи в прекрасных отношениях. Кто, как не я, поддержал их выдумку о нечаянной ошибке? Интереса расставаться со мной не было никакого, зато я с большим интересом ждал продолжения, ждал, что они станут делать, ждал, что же будет дальше. Оба вызывали у меня содрогание, но я пренебрегал своими чувствами. После смерти жены де Савиньи облачился в траур и носил его ровно два года, как положено. Два года он не принимал никого у себя и нигде не появлялся, подтвердив свою репутацию лучшего из мужей как в прошлом, так и в настоящем и в будущем….

Запершись в замке, граф жил в строжайшей изоляции, вот почему никто не узнал, что он не прогнал Элали, невольную, по его утверждению, виновницу смерти графини; хотя из самого обыкновенного чувства приличия, даже будучи убежденным в ее полнейшей невиновности, должен был бы немедленно выставить ее за дверь. Оставлять подле себя отравительницу после успешного отравления было, мягко сказать, неосторожно. Неосторожность Серлона свидетельствовала, что страсть его безумна, о чем я всегда подозревал. В общем-то, я не слишком удивился, когда, возвращаясь после очередного обхода пациентов и повстречав на дороге к Савиньи слугу из замка, узнал от него, осведомившись о новостях, что ничего там нет нового и Элали никуда не уезжала. По равнодушному тону, каким паренек сообщил мне о ее присутствии в замке, я понял: слуги по-прежнему не подозревают, что она любовница графа. «Достойная удивления осмотрительность, — принялся размышлять я. — Непонятно другое, почему Савиньи по-прежнему живет здесь. Он богат и может жить в свое удовольствие где угодно. Так почему бы ему не уехать с ведьмой-красавицей (может быть, впервые я не сомневался во вмешательстве нечистой силы), которая вселилась к нему в дом, чтобы крепче его опутать, вместо того чтобы жить скромной любовницей в снятом графом особнячке на окраине В., где бы он потихоньку ее навещал».

В происходящем таилась подоплека, но какая, я не улавливал. Неужели их настолько поглотила безумная страсть, что они лишились обыкновенного житейского разума?.. Я всегда полагал, что характера у Отеклер больше, чем у Серлона, да и вообще, мне показалось, что в их любовном дуэте мужскую партию исполняет она, но мне не приходило в голову — просто не могло прийти, — что, возможно, именно она и хотела остаться в замке, где все знали ее служанкой и где она готовилась стать госпожой. Вполне возможно, она не боялась и скандала, который мог разразиться, узнай кто-то о ее присутствии в доме вдовца, потому что один скандал подготовил бы другой, еще более оглушительный, — ее венчание с графом де Савиньи. Такого я и помыслить не мог, но, очевидно, она что-то подобное замышляла. Чтобы Отеклер Стассен, дочь учителя фехтования по прозвищу Заколю, которая во время уроков прыгала перед нами в обтягивающих панталонах, превратилась в графиню де Савиньи?! Полноте! У кого достанет фантазии вообразить себе мир, перевернувшийся вверх тормашками? Моей фантазии хватило на малое: я не сомневался, что два красивых животных, с первого взгляда распознавших, что они одной породы, и не стеснявшихся спариваться при живой графине, продолжат свое незаконное сожительство. Но посягнуть на таинство брака?! Обвенчаться на глазах у Бога и людей, бросив вызов целому городу, поправ чувства, оскорбив нравы? До такого, увольте, и я не мог додуматься! Я был на сто, на тысячу лье от подобных мыслей, и, когда два года спустя после окончания траура Серлона они обвенчались, меня будто громом поразило, я тоже оказался одним из тех недалеких местных слепцов, что подняли возмущенный вой, как собаки ночью на перекрестке, получив от проезжающих арапником.