Рассказываю это не как анекдот. В Дании премьер-министр Краг извинился перед Хрущевым и попросил его к себе на обед в небольшой компании, так как у него тесная квартира, да и та принадлежит супруге, известной датской киноактрисе. Обед вела жена Крага. Это был действительно семейный скромный вечер.
Вернувшись в Москву, Хрущев попросил своего шофера А. Г. Журавлева, который работал с ним с 30-х годов (у нас в семье этого милого, аккуратного человека, прекрасного водителя называли дядей Сашей), подготовить и подать к дому малолитражный «Москвич». На нем он и приехал однажды в Кремль. Скоро «Москвич» исчез с горизонта. Уговорили Хрущева, убедили. До его отставки оставалось совсем недолго. Могу себе представить, в каких выражениях честили «Никиту» те, кому надоели эти его «закидоны».
«Чудачество» Хрущева с поездкой на «Москвиче» не идет из головы и представляется отнюдь не шалостью старика, скорее, это был жест отчаяния, ибо выражал он смятение души, надлом в характере личности сильной, волевой, понимающей, что не удалось вырваться из плена аппаратной империи. Должность «партийного царя» не прельщала Хрущева, этому противилась его натура, рабочее происхождение, идеалы молодых лет, тот жизненный опыт, который существовал в нем глубже, чем внешняя приверженность к существующим правилам поведения. Но чем дальше, тем меньше у него оставалось сил для того, чтобы побороть установившиеся иерархические порядки.
Я уже говорил, что в пенсионные годы, щадя Никиту Сергеевича, не приставал к нему с расспросами и досужими разговорами, но иногда такие беседы возникали сами собой. Спросил как-то Хрущева о Суслове, о том, как мог он принимать этого сухого догматика-сталиниста, едва таившего свою неприязнь ко всему, что происходило в стране после XX съезда. Неужели не видел, что Суслов, по сути, был лишь «примкнувшим» к Хрущеву в ту пору, когда в июне 1957 года шла отчаянная схватка с просталинской группой Молотова, Маленкова, Ворошилова, Кагановича, Булганина и «примкнувшим» Шепиловым? Странным казалось, что секретарь ЦК Шепилов (умный, образованный человек, к которому Никита Сергеевич относился очень уважительно, ценил его, выделял) оказался среди противников Хрущева, а его сторонником стал ортодокс и сталинист Суслов. Хрущев ответил, что верил искренности Суслова, но, видимо, плохо знал его.
Конъюнктурные попутчики рано или поздно обнаруживают свое истинное лицо. На всех пленумах ЦК, где речь шла о смещениях, персональных столкновениях, докладчиком назначался Суслов. Он выступил «застрельщиком» в истории с антипартийной группой Молотова, с маршалом Жуковым, секретарем ЦК Фурцевой, наконец, получил вожделенную возможность покарать и самого Хрущева. Его речь на октябрьском Пленуме ЦК 1964 года, полная прямо-таки садистского удовлетворения, раскрыла в нем человека мелкого, не забывшего ни одного упрека в свой адрес и не простившего никому даже самого малого неповиновения. Еще одна перемена декораций, еще одна смена табличек в коридорах властей, а он цел. Оставалось «прислониться» к Брежневу.
Суслов быстро понял, чего хочет дорогой Леонид Ильич: стать любимым вождем партии и народа. Пирамида власти, какой ее представлял Суслов, непременно должна была увенчиваться единственным креслом. Работа закипела. Мои собратья по профессии, поверившие, как и я, в демократические, коллегиальные принципы руководства, после октябрьского Пленума ЦК в 1964 году стали убеждаться в том, что ошибались. Смена декораций шла неспешно, втихую, но вполне целеустремленно. Сменились главные редакторы почти всех центральных газет и журналов, радио и телевидения, венцом «очистительного» разгрома стала история «Нового мира» Александра Твардовского. В 1971 году строптивого главного редактора принудили подать в отставку.
Уже к началу 70-х, а затем по нарастающей взвинчивались идеологические страсти вокруг имен многих литераторов, деятелей театра, кинематографа, художников. Суслов делал это и при Хрущеве, многое успел и тогда, но действовал с опаской: а вдруг очередной разгром сорвется? Случалось и такое. А тут стало проще.
Темы XX и XXII съездов исчезали под грифом «секретно». С громадным трудом пробивались через издательства, многочисленных цензоров книги, спектакли, фильмы, созданные в духе 60-х годов.
Полки в хранилищах ломились от арестованных, запрещенных лент. Режиссеры Алексей Герман, Элем Климов, Андрей Тарковский, Кира Муратова и многие другие оказались не у дел. Запрещали даже фильмы о Ленине.
Так случилось с четырехсерийной телевизионной лентой, снятой по сценарию Михаила Шатрова. Фильм показали лишь в 1987 году. Да и уцелела картина случайно. Приказано было смыть пленку, чтобы не осталось никаких следов. Дикое приказание рискнул не выполнить лаборант.
Наверное, не мне быть судьей Суслова, найдутся более объективные исследователи.