Те десять лет

Петр Кузьмич Анохин — выдающийся советский физиолог — был ближайшим учеником Ивана Петровича Павлова. Оттолкнувшись от работы своего учителя, начатой еще в 1916 году и не продолженной Павловым, он пришел к поразительному открытию. В ответ на сигнал-раздражитель собака подходила к корму. Однако, обнаружив, что на тарелке не хлеб, к которому она привыкла, а мясо, животное поворачивало обратно. Только спустя мгновение, после некоторого раздумья, собака возвращалась и съедала его. Так Анохин на практике доказал теорию о второй сигнальной системе. Учитель не слишком радостно воспринял открытие ученика. Оно вносило неупорядоченность в стройную павловскую теорию. Нет, Павлов не гневался, не порицал ученика за самостоятельность вывода. Он просто деликатно удалил Анохина из своего окружения. Позже, после смерти Павлова, этим воспользовались некоторые ретивые сподвижники. В годы, когда легко было спровадить конкурента куда подальше, этим мнимым недовольством Павлова воспользовались и укатали Анохина в отдаленные места.

Только после XX съезда Петр Кузьмич Анохин вернулся и стал активно работать в Москве. Он рассказывал мне, что когда в нашу страну приехал «отец кибернетики» Роберт Винер, посетил институт имени Сеченова — хотел познакомиться с Петром Кузьмичом. Американец с признательностью отметил, что первооткрывателем законов кибернетики считает Анохина, поскольку в основе кибернетических принципов — его теория о второй сигнальной системе. А мы объявили кибернетику лженаукой. Впрочем, как и многое другое.

Поездки Хрущева за рубеж снабжали его массой конкретных, на первый взгляд неприметных деталей, за которыми он угадывал и открывал для себя немало существенного.

Президент Франции де Голль, встречая Хрущева на парижском аэродроме Орли, обратился к Никите Сергеевичу с весьма дружеским приветствием: «И вот, наконец, вы здесь…»

Март 1960 года еще не был омрачен резкими рецидивами «холодной войны», еще не вырулил на старт шпионский самолет Пауэрса, «контрас» не атаковали кубинские берега, и в мире укреплялся тот дух мирного сотрудничества, который усилила поездка Хрущева в Америку.

В ту пору Франция стараниями президента де Голля заняла активную, ярко выраженную национальную политику во взаимоотношениях с разными государствами мира, заявила о выходе из военной организации НАТО. Де Голль, вопреки нажиму реакционных кругов, вел дело к мирному урегулированию алжирской проблемы, распался колониальный круг французской империи, и де Голль принял эту реальность.

Герой сражающейся Франции, человек, сумевший отстоять ее достоинство в сложном сплетении военных и послевоенных интриг бывших союзников по антигитлеровской коалиции, добившийся для Франции места среди великих держав-победительниц, де Голль был в ту пору одним из самых популярных политических деятелей мира.

Хрущев оценивал место Франции в европейском доме и место ее президента в системе личных взаимоотношений между лидерами различных государств. Независимая и сильная Франция могла стать хорошим партнером нашей страны: она противостояла амбициям Западной Германии, Италия уступала ее экономическим и политическим влияниям, наконец, Великобритания не могла не считаться с фактором советско-французского сближения.

Хрущев многое имел в виду, когда отправлялся в эту поездку.

Не меньший политический капитал приобретал и де Голль.

Визит Хрущева во Францию подтверждал приверженность СССР политике мирного сосуществования, а динамизм, с каким эта политика проводилась, свидетельствовал о ее фундаментальном значении для нашей страны.

Было что-то трогательно-комичное, когда президент и его гость, подобно Пaту и Паташoну, знаменитым комикам немого кино, вышагивали рядом: высокий, с военной выправкой аристократ и низенький толстяк, похожий на простака-крестьянина, случайно попавшего на великосветский раут. Хрущев вынужден был делать два шага, чтобы «подстроиться» к шагу де Голля.

Однако эти внешние различия не мешали двум лидерам хорошо понимать друг друга, и вся поездка Хрущева проходила под знаком нараставшего интереса французской общественности к СССР и ее лидеру. Во многих городах при встрече главы Советского правительства перед мэрией, куда обычно прибывал Хрущев, собирались десятки тысяч людей и начинали скандировать «Хрущев о балкон» (по традиции гость города должен появиться на балконе и выступить с речью). Хрущев очень скоро вошел во вкус, с охотой выходил к собравшимся, и его душа оратора-пропагандиста находила заинтересованных слушателей.

Де Голль видел, что такой горячий прием организован левыми силами, но это его не смущало. Он ловко угадывал настроение толпы, направлял ее энтузиазм в сторону французского патриотизма, величия Франции, ее места в современном мире.

Журналистов, сопровождавших Хрущева в поездке по Франции, поражала необычайная экспрессия и артистизм, с каким де Голль произносил свои речи. Он мастерски владел всеми интонационными красками своего звучного голоса, как опытный вояка, привыкший отдавать команды под грохот артиллерийских разрывов.