Те, кого испугаются твари

Его самого видно не было. Ну, не дотягивал многосотлетний подросток макушкой до верха частокола. Но даже по его голосу Андрею стало ясно, что полубожественный недоросль высоко задрал нос. С чувством собственной важности у него все было в порядке. Хорошо еще, что пока ему хватало для полного счастья свежих плюшек, компота и рассказов о собственных подвигах. Последнее, очевидно, должно было изображать проповеди.

— А если я тебя ну очень попрошу? — медовым голосом произнесла Надежда. — И могу со своей младшей двоюродной сестренкой познакомить…

— Ладно, уговорила…

Ликтор с алебардой на плече возник из воздуха прямо перед обладателем пиджака, поймал его за галстук и заставил нагнуться, всматриваясь в глаза придушенно вскрикнувшему агитатору. И тут же скривился. Удара Андрей разглядеть не успел. Однако строй бритоголовых молодчиков разметал живой снаряд в очках. То есть теперь уже без очков. Он тихо подвывал, пытаясь одновременно встать с наемников и вырвать из тела гвозди пары-тройки неудачно подвернувшихся дубинок. Причем кровь из него почти не текла — лишь несколько капель испачкали костюм.

— О великий Лерой! — подросток схватился за голову. — Какая же помойка в сознании этой недостойной рождения мерзости! Кошмар! Он трус и подлец, каких я еще не встречал! О-о-о, как мне противно!

Здоровенная алебарда слетела с плеча подростка, на мгновение зависла в воздухе и с размаху опустилась на голову Ликтору, раскроив ее пополам.

Кто-то охнул, кто-то выругался, наблюдая, как тело жреца оседает на землю.

— Ни хрена себе… — пробормотал Клюев. — Много я видел, но такого…

— Он сейчас встанет, — буркнул Бронштейн, косясь на побледневшего имперца, который вцепился в извлеченный из-под одежды амулет. Тот представлял собой золотую морду какой-то страховидной твари с большими клыками и вряд ли был творением светлой магии. — Я сказал бы еще, что бросит придуриваться, но нет. Не бросит. Продолжит вести себя так, как и положено подростку четырехсот лет от роду, жрецу бога войны и убийств.

— Ты прав, колдун, — Ликтор лениво поднялся на ноги. Громадная рана на его голове уже успела куда-то испариться, а выпавшая из нее алебарда валялась под ногами у юноши. — Не брошу. А насчет клятвы… Хозяин этого мага, — он кивнул на имперца, — никогда не согласится дать мне клятву. И не будет держать слово, данное живым, если это не несет ему выгоды. Он вообще ни в один храм не войдет. Ну, может, кроме заведений особо темных богов. Он вампир.

— Вот как? — поднял брови историк. — Значит, он просто хочет создать себе хороший запас продуктов на черный день, из тех, кто ему покорится? И у вас терпят нежить в среде аристократов? Или ты скажешь, что они просто разумная раса такая?

— Труп — он и есть труп, — фыркнул жрец. — Даже если он мыслящий, кровососущий и надеющийся вечно убегать от смерти. Великий Лерой не одобряет их. Однако, если такие покойники почти поголовно демонстрируют выдающееся воинское мастерство и платят налоги, то почему бы им не существовать? И не захватывать себе новые земли. В конце-то концов, должны же кого-то уничтожать отважные герои! Регулярно выпивающий пару-тройку девственниц клыкастый урод, имеющий собственную маленькую армию, весьма подходит для этого. Кстаааати! А ведь оторвать ему голову и сжечь тело стало бы неплохим испытанием для вас!

Имперец злобно посмотрел на Ликтора, молча развернулся и зашагал прочь от деревни. Вслед за ним потянулись и бритоголовые уголовники вместе с агитатором. Все смотрели им вслед.

— Странные эти урки какие-то. Будто упоротые… — Павел Ковальский по-прежнему стискивал саперную лопатку.

— Обработаны вампирским гипнозом, — пояснил Бронштейн. — Вампиры держались дольше всех остальных благодаря возможности превращать чужую жизненную силу в свою магию. Самые умелые из них умерли окончательно лишь в начале семнадцатого века. Когда внешняя среда стала буквально откачивать из них силы быстрее, чем те могли их восстанавливать. Набивший всем оскомину Дракула, Елизавета Батори… Список длинный…

— Да, вампирские чары подчинения сильны, — сказал Ликтор. — И многое дают тому, на кого их наложили. Очень. Он больше не боится смерти. Не чувствует боли. И жалости иль омерзения тоже. Хотя и разум угасает сильно. А после смерти подняться ведь может не обычным гнилым трупом, а быстрым и опасным упырем. И после сотой жертвы переродится в дитя ночи. Многообещающе… Однако принять вампирские чары можно лишь добровольно, всем сердцем желая этого, дабы отсрочить свой конец. И не каждый может потом стать вампиром — только матерые душегубы, и без того готовые сделать шаг во тьму и давно отвернувшиеся от света… А сделаем-ка мы, пожалуй, так…

Алебарда со свистом рассекла воздух. С лезвия ее сорвалась воздушная волна, повалив уходивших. А затем они начали ползать по земле, собираясь в кучу. Движения их были странными, дергаными. И из центра, где находились агитатор и имперец, понеслись вопли боли и ужаса.