Были бы выселены виновные утечки, если бы Дэвид Мизухара не покрывал их? Было бы это правильным решением? Как волновой эффект их выселения мог оказать влияние на других, полагающихся на ДОМ как на средство приема в экогород? Например, на большую семью Меридиан? Кейси не знала. Она не Дженева и не Коулы. Она плохо разбиралась в
Однако одно ей было известно точно:
– Никто из нас не живет без последствий. Наши личные предпочтения не являются по-настоящему личными. Потребности одного человека будут отрицать потребности другого. Наши привилегии могут навредить как себе, так и другим.
Кейси умолчала об их с сестрой вылазках на остров на арендованной из пляжного магазина лодке. Некоторые тайны лучше оставить в море.
Девушка посмотрела на лица, устремленные на нее из Стратума-25, и увидела Силию. Это был не побочный эффект, не галлюциногенный дым и не результат взлома, испортивший ей зрительные накладки. Это был мираж разума, настолько реальный, насколько хотело сердце Кейси.
– Ты стала жертвой чужого заработка, – обратилась она к сестре. – Заплатила своей жизнью за жизнь других. Ты разделяла веру многих в то, что свобода жить так, как мы хотим, и есть право.
Кейси прижимала руку к сердцу до тех пор, пока не перестала чувствовать сердцебиение.
– Я не согласна, – продолжила она, глядя прямо в лицо сестре. – В наше время свобода – это привилегия, а жизнь – наше право. В первую очередь мы должны защищать жизнь. Платить цену вместе. Тогда в конце концов мы сможем создать мир, о котором ты мечтала. Где ни жизнь, ни свобода не будут ограничены. Ты всегда верила, что такое возможно.
При этих словах Силия улыбнулась, а в горле Кейси появился комок.
– И я тоже.
Девушка вышла из системы, вернулась в неподвижную камеру в модуле Мизухара. Ее глаза открылись для проверки жизненных показателей. Все в нормальном диапазоне.
Пришло время для нового старта.
Да пошло все к черту! К черту слезы, что мешают видеть, легкие, что мешают дышать. Я спускаюсь. Колени больно трутся о камни. Эта боль тоже запрограммирована. Я проклинаю. Проклинаю Героя, который все предусмотрел. Даже прыгнул со стороны лугов, чтобы я не видела его тела, возвращаясь домой.
Мне очень жаль. Что бы ни решила, я не оставлю его. Сцепив зубы, продолжаю спускаться. Туман расходится. Постепенно глаза различают булыжники подо мной и…
Кровь на коже. Кровь на костях. Кровь на чем-то белом, не похожем на кости. Веретенообразные трубочки разрывают его туловище в том месте, где должна быть грудная клетка. Они сгибаются и танцуют, как паучьи ножки. Тело начинает восстановление.
Чувствуя внезапную слабость, бросаю взгляд на небо. Отрицание вспыхивает снова.
Не могу продолжать спуск. Жизнь должна кричать, плакать, смеяться. Смерть должна молчать. Однако тело Героя щелкает и клацает, собирая себя по кусочкам. От странных звуков подступает тошнота. Желчь обжигает горло.
– Дурак, дурак, дурак.
И все же как все продумал. Мертвым он не сможет убить меня, но и обнять тоже не сможет. А еще сказать, чтобы я осталась с ним.
Пока он не очнулся, у меня есть время принять решение.
Вишу на канате, не двигаясь. Веревка кусает руки. Проходят минуты, а может, часы. На этом острове время всегда искажает форму. Теперь оно как измерение вовсе исчезло.
Надеюсь, руки откажут мне. Надеюсь, упаду, сломаюсь и проснусь с Героем.
Все же я не падаю, не ломаюсь. Мои ноги возвращают меня в дом до того, как перестают ходить. Хватаюсь за столешницу, чтобы не упасть, захлебываюсь в рыданиях. Я не могу пережить это в одиночку.
Ты-я приближается ко мне, встревоженная громкими звуками.
– Что мне делать, Ты-я?
Мне трудно дышать.
– Что мне делать?
Ты-я молчит.
Она не запрограммирована отвечать на вопросы или принимать решения о жизни и смерти.
А я – да.
Я не одна. Команда людей создала мой мозг, встроив в него воспоминания и даже наделив меня способностью генерировать свои собственные.
Забираюсь в ванную в одежде и открываю кран. Вода доходит до краев, выплескивается на кафельный пол. Я погружаюсь в воду.
Я выбрала.
Утонуть.
–