И почему-то провела рукой по губам. Раньше за ней такого жеста не водилось.
– Он такой… неловкий. Он совершает ошибки. Мы даже ругаемся…
Тоня подумала и села в кресло у двери.
– Иногда он дуется, как мальчишка. Но все равно мне с ним хорошо. И еще… я теперь делаю то, что считаю нужным.
Мы помолчали.
– Настя на тебя обижается, – сказал я.
Уж очень больно было смотреть на это счастливое лицо.
– Да, – Тоня нахмурилась, – я слишком резко с ней поговорила.
– А ты попроси прощения, – предложил я. – Она поймет. Она тебя очень любит.
Тоня кивнула.
– Только не сейчас, – добавил я, укладываясь лицом вверх. – После олимпиады.
Тоня кивнула и поднялась.
– Спокойной ночи. Завтра на танцы идешь?
– Спокойной ночи. Иду.
Она ушла, а я вернулся к сегодняшнему ток-шоу. Похоже, Витя знает, где у меня клапан, через который меня можно выпустить наружу. Но откуда? Откуда, если я и сам не знаю, где этот клапан?
Настя на олимпиаде заняла второе место. И очень из-за этого расстроилась.
– Ведь могла же первое! – повторяла она, пока мы праздновали это событие в ее любимом кафе. – Я же чувствовала, что там подвох!
– Все равно ты у нас самая умная, – сказал я и взял Настю за руку.
– И мы тебя очень любим, – добавила Тоня и взяла ее за вторую руку.
Настя дернулась было, чтобы вырваться, но передумала.
– Ты меня прости, – сказала мама.
И Настя расплакалась.
Вечером мы ужинали почти как нормальная семья. Настя предавалась веселью, поедая торт-мороженое и периодически обзванивая подруг, чтобы похвастаться:
– А меня в универ без экзаменов берут! Что? Ну и что, что звонила?! Я еще пару раз позвоню, готовься.
Мы с Тоней сидели по обе стороны от дочки и цвели так, как будто сами заняли призовое место на республиканской олимпиаде. Хотя, какого черта! На настоящей Олимпиаде! И теперь даем интервью по этому поводу.
Но вечером разошлись спать по разным комнатам.
А на следующее утро Тоня переехала к Костику.
Бракоразводный процесс прошел без сучка без задоринки.
У выхода из суда нас ждал Костик. Тоня сразу прижалась к нему, вызвав у меня приступ ревности. Костик чувствовал себя неловко и явно ждал, когда я оставлю их.
– Ну, – сказала Тоня мне, лучезарно улыбаясь, – пока.
– Двадцать лет, – ответил я.
Тоня сначала нахмурилась, припоминая, а потом виновато ойкнула. Костик обмер. Уж не знаю, чего он так испугался.
– У нас сегодня, – объяснила она Костику, – двадцатилетие свадьбы. Совсем из головы вылетело.
– Так давайте отпразднуем! – предложил Костик, который, кажется, совсем офонарел от происходящего. – У нас столик заказан… Правда, на двоих, но я уверен…
– Ага, – кивнул я, – а потом мы с Антониной станцуем танго. Мы специально репетировали к юбилею.
– Очень хорошо! – Костик то ли не ощущал тычков в бок, которыми его награждала Тоня, то ли не соображал, чего это она распихалась. – Я сейчас такси вызову!..
Я счел за лучшее перебить бедолагу, пока он не пригласил меня поучаствовать в первой внебрачной ночи.
– Не нужно, я пошутил, – я отвесил полупоклон бывшей жене. – Желаю удачи.
Честное слово, я не специально! Тело само почему-то выполнило поклон, которым кавалер приглашает даму на танец. И у Тони в глазах вспыхнули чертики. Те самые, за которые я… то есть будущий психолог Супонев и влюбился в эту замечательную девчонку. Она оторвалась от руки своего ухажера и изящно присела в реверансе.
Мог ли я после этого не пригласить ее?
Мы, не сговариваясь, вступили. Я повел ее в неслышном ни для кого ритме. Это было танго. Как учил тренер: «Шаг крадущийся, как будто кошачий – но не скользящий».
– Ты отлично танцуешь, – сказала мне Тоня, но не удержалась и продиктовала ритм. – Быстро-быстро-медленно…
«Отрывайте ноги от пола, как будто он намазан медом…»
– Спасибо. С тобой очень приятно танцевать. Быстро-быстро-медленно… С осени опять начнутся занятия. Придешь?
– Не смогу.
«Голову! Помните про голову!»
– Быт заел? Быстро-быстро-медленно…
– Нет. Я беременна. Восемь недель.
Я остановился как вкопанный. Она рассмеялась:
– Не волнуйся, мне можно.
– Мне нельзя, – серьезно ответил я. – Ты теперь совсем не моя.
Только тут я обратил внимание на несчастного Костика. Он стоял в стороне и с отчаянным видом грыз ноготь. Папаша…
– Спасибо, Сережа, – сказала мне Тоня. – Зря я на тебя накричала тогда. Ты все правильно сделал, я бы так не смогла…
Летом я никуда не поехал. Наверное, из-за того, что Тоня с Костиком укатили в Крым.
Следующие несколько месяцев я занимался различными делами, которые задумал еще прежний хозяин тела, да всё руки не доходили. Настя болталась по каким-то молодежным дискуссионным лагерям, дома объявилась только в августе и восхищенно зацокала языком:
– Фазер! Ты что, ремонт сделал?
– Ерунда, – ответил я с горделивой небрежностью, – обои переклеил. Люстру поменял. В шкафах порядок навел. Коврик…
– Аб-балдеть! – дочка бросилась ко мне на шею.
Она стала совсем взрослая, даже неловко такую обнимать. Но она долго обниматься и не собиралась.
– Пап! – сообщила мне она заговорщицки. – А что я знаю!..
– У мамы будет ребенок.