Те, кто любит. Книги 1-7

В Брейнтри Адамсы провели совсем немного времени, и вскоре появилась возможность вывезти семью в большой город. Джону пришлось выступить против королевского таможенника, изобличенного в том, что он требовал больше денег от торговцев Массачусетса, чем устанавливал закон. И вновь Джон выиграл процесс. Похвалы сыпались со всех сторон.

— Люди говорят, что эта самая лучшая речь, какую они когда-либо слышали, равноценна великим речам, звучавшим в Риме или Греции. Нэбби, вот что значит использовать в пользу одного человека страсти, предрассудки и интересы всех собравшихся. Толпа способна превратить здравый смысл в глубокую мудрость, а собачье упрямство — в героизм.

Осенью созрел отменный урожай, сарай был набит сеном и клевером, а подвал Абигейл — яблочным мармеладом, маринованными овощами и устрицами, орехами, бочонками с соленой рыбой. На зиму были заготовлены дрова, а щели в окнах замазаны от дождя и ветра.

В семье также было все благополучно. За лето дети загорели. Отец взял Джонни на охоту и научил его стрелять. Нэб гордо разъезжала на своей лошадке. В «наличном банке» Адамсов за свободным кирпичом в теле трубы возросла коллекция монет, которую Джон называл «солью для каши». Вечерами они сидели перед горящим камином: Джон изучал «Утопию» Томаса Мора, а Абигейл читала пьесы Мольера, присланные ей из Плимута Мэрси Уоррен.

В декабре Абигейл забеременела и была рада этому. Это будет ребенок, выношенный в Брейнтри, быть может, еще одна дочь для полноты семейства.

Прошла зима. Их часто навещали ее родители и жизнерадостная сестра Бетси. Мэри и Ричард приезжали в санях из Бостона. Билли привез свою жену и представил ее клану Смитов.

Катарина Луиза Солмон не блистала красотой, ее портили неровные зубы и бледное лицо. Она получила лучшее образование, чем муж, и обладала более проницательным умом, была крайне набожна, тогда как Билли ненавидел религию. Несмотря на такие различия, Билли казался счастливым и словоохотливым впервые, насколько помнила Абигейл. Катарина Луиза получила от матери и отчима в качестве свадебного подарка ферму и один из старейших домов в Линкольне, у верстового столба к северо-западу от Бостона, отмечающего пятнадцатую милю между Лексингтоном и Конкордом. Билли засевал шестнадцать акров ячменем и кукурузой и тридцать пять — пшеницей и травой для скота. Он взял у отца в долг значительную сумму под залог дома и фермы и на эти деньги купил коров, овец, свиней, а также кур, уток и кроликов. Продажа молодняка приносила достаточный доход. Как и Абигейл, Катарина Луиза была беременна.

Джон отправился на выездную сессию суда. Абигейл проводила его, зная, как неприятны суды в мелких поселках с их мелочными тяжбами, убогими постоялыми дворами, переезды под проливным дождем и в снежном буране. Его первое письмо пришло из Плимута.

«Хотелось бы быть в Брейнтри. Мне все больше не по нраву эта бездомная, бродячая жизнь. Хочу каждый день видеть жену и детей. Хочу видеть наш зеленый луг, цветы, кукурузу. Хочу встречаться со своими работниками и, почти как Чарлз, хочу ласкать и гладить телят».

В сентябре Абигейл родила мальчика, его назвали Томасом Бойлстоном. Огорчение тем, что родилась не дочь, возмещалось настырностью малыша, который, как говорил отец, появился на свет с убеждением, что мир обязан дать ему пищу, кров и тепло. Жизнерадостность безволосого, голубоглазого, пухленького Томаса Бойлстона заражала всех окружающих.

— Мой отец мечтал иметь кучу внуков! — воскликнула Абигейл. — Быть может, один из моей троицы станет священником и унаследует его приход?

Джоном вновь овладело беспокойство. Он все больше времени находился в Бостоне, порой за одну сессию суда участвовал в слушании до шестидесяти — семидесяти дел. Количество составляемых им проектов постановлений и резюме вынуждало его ночевать у того или иного родственника: у дядюшки Исаака, у Сэмюела или же у Мэри — сестры Абигейл. Порой он работал до полуночи и спал на диване в своей конторе.

Выбрав спокойный момент, когда Томми исполнился год, Абигейл пристроилась у рабочего стола Джона.

— Джон, о чем ты думаешь?

Он виновато посмотрел на нее и, положив свою ладонь на ее руку, сказал:

— Я не хотел огорчать тебя.

— Тем, что ты сделал?

— Покупкой дома.

— В Бостоне?

— Не возражаешь, Нэбби? Мы должны вернуться туда. Я не могу продолжать работу, сидя здесь.

Она задумалась.

— У нас было полтора года благостного мира. Я понимала, что пребывание здесь — лишь передышка. Как мы в ней нуждались и сколько доброго она принесла!

Он прошептал:

— Ты так мила, принимая пережитое спокойно.

— Я сложу вещи четверых малышей.

— А также горшки и сковородки, постельное белье и стулья. На этот раз мы будем жить в окружении собственных вещей. В таком случае, быть может, сумеем почувствовать: Бостон — наш дом.

— Да будет так.