Те, кто любит. Книги 1-7

— Ведь было чудесное время. Теперь все погибнет.

— Не обязательно, Эстер.

— Я не могу отпустить мужа, вся моя жизнь в нем и в детях. Жена кузена Сэмюела — сильная женщина. Она считает, что Сэмюел сглупил, покинув друзей и родственников-патриотов. Но иначе обстоит дело с Джонатаном. Ему сопутствовал успех, он обладал властью, у него было высокое положение, деньги. Разве можно сказать ему, что он ошибался? Уезжая в чужой для меня мир, должна ли я понимать, права или нет в своих поступках?

— Тебе было бы легче, кузина Эстер. Но если ты за истекшие десять трудных лет, когда возникали кризисы из-за закона о гербовом сборе, о сахаре, о бостонском порте и о принудительных мерах, не пришла к выводам для себя, тогда я не в силах тебе помочь.

— В таком случае мне следует уехать?

— Очевидно, кузина, очевидно.

Абигейл сидела, вспоминая визиты в ее дом Джонатана, предостерегавшего о последствиях позиции Джона. Он проявил себя как истинный пророк: ход событий отделил родичей от родных, друзей — от близких. Повсюду опасность. Однако сбегает Джонатан Сиуолл, а не Джон. Джонатану будет труднее.

Сообщения, приходившие из Бостона в Брейнтри, были грустными. Британцы заняли все дома, покинутые беженцами-патриотами. В городе не было топлива. Исчезали запасы муки, соли, сахара, яиц, цыплят, молока. Свежую пищу выдавали только раненым. Девятнадцать американцев, заточенных в тюрьму, скончались от ран. Даже тори, радостно наблюдавшие с крыш красочный спектакль триумфального наступления красномундирников на Бридс-Хилл, теряли надежду.

Брат Абигейл Билли, ставший капитаном массачусетской армии, находился в лагере около Кембриджа. Ее посетил отец. Преподобный Смит потерял все в Чарлзтауне, но это вызвало у него чувство не столько потери, сколько справедливого возмущения.

— Я охотно делюсь тем, что имею, — жаловался он, взгромоздившись на небольшую кушетку, обтянутую желтой тканью. — Это капля воды. Но что остается делать американцу, как не сражаться, когда он видит случившееся с Чарлзтауном? Сопротивление горстки милиционеров, прикрывавших наш правый фланг, никак не оправдывает действие британцев, спаливших поселок.

Пришло приятное известие, что Конгресс в Филадельфии договорился о едином командовании. Кампания Джона об утверждении виргинца Джорджа Вашингтона командующим армией оказалась успешной, хотя и потребовала ловких маневров, чтобы разубедить делегацию Массачусетса, желавшую видеть на этом посту представителя Новой Англии. В день прибытия Вашингтона в Кембридж, чтобы принять командование массачусетской армией, Абигейл получила письмо от Джона.

Пятого июля, обещавшего с рассвета знойный день, к ней заехал на чашку кофе Коттон Тафтс, направлявшийся в лагерь Роксбери, где он нес повседневную медицинскую службу.

— Кузен Коттон, можно поехать с тобой? — спросила она. — Я там никогда не была.

— Буду рад.

Они застали лагерь в почти полном хаосе. Солдаты из полков Массачусетса и Коннектикута были плохо одеты из-за потери части обмундирования на Бридс-Хилле. Бросались в глаза поспешные попытки построить укрепления: бостонскую дорогу преграждал частокол, а по обе стороны вблизи таверны Джорджа вырыты траншеи, вторая полоса находилась недалеко от кладбища по дороге на Дорчестер. Единственным солидным укреплением выглядел форт на холме около Дома собраний.

Вооружение солдат казалось недостаточным, организация питания, ночлега, медицинского обслуживания плохо налаженной, но отхожие места были выкопаны, и многие офицеры проводили строевую и боевую подготовку своих рот.

Стоя вплотную к оборонительной полосе в виде засеки — стволы и сучья поваленных деревьев были направлены в сторону вероятной атаки британской легкой кавалерии, — Абигейл увидела мужчину, скакавшего во главе небольшой группы. Она опознала его по описанию Джона, выдержанному в благоприятном тоне. Разглядывая приветствовавшего главнокомандующего, Абигейл отметила, что он держался с прирожденным достоинством. В синем мундире с блекло-желтыми отворотами и внушительными эполетами, в жилете и бриджах такого же желтого цвета, с саблей на поясе, в черных сапогах, доходивших до колен, он представлялся величественным и в то же время скромным.

Когда генерал Вашингтон соскочил с коня, Абигейл заметила, что он на голову выше окружающих, широк в плечах, груди и бедрах по сравнению со стоящими около него. Его мощное тело увенчивала казавшаяся небольшой голова, но в то же время лицо выглядело широким, со смело вылепленным лбом, густыми прямыми бровями над широко расставленными, проницательными глазами; его крупный сухой нос был более римским по рисунку, чем у ее собственного отца, широкие плоские щеки спускались к упрямому, почти квадратному подбородку.