Джон и двое мальчиков отплыли на корабле «Ля Сенсибль» 13 ноября 1779 года. Абигейл стояла с Томми в маленькой лавке, сжимая рулон только что прибывшей из Франции марли. Нэб она отправила в Бостон на зимний сезон к Исааку и Элизабет Смит. Даже ее молодой кузен Джон Такстер покинул дом, ибо на сей раз Конгресс разрешил Джону нанять секретаря, и Такстер согласился на такую работу.
В середине января 1780 года, собрав в кулак волю, она решила написать Джонни и излить свою душу: «В такое время, как нынешнее, жить следует гениям. Великие характеры формируются не в застойной жизни и не на мирной глади. Блистал бы Цицерон как выдающийся оратор, не будучи пробужденным, воспламененным и возмущенным тиранией Катилины, Верреса и Марка Антония?[36]
Особенности мощного ума формируются в борьбе против трудностей. В этом убедит тебя история, ведь мудрость и проницательность есть следствие опыта, а не плод безразличия и лени. Острая необходимость пробуждает достоинства. Когда рассудок разбужен и воодушевлен сценами, берущими за душу, тогда дремлющие в иных условиях качества восстают к жизни и формируют характер героя и государственного деятеля… Твоя судьба, мой сын, быть очевидцем бедствий, захлестнувших родную страну, и в то же время жить среди народа, который мужественно отстоял свои находившиеся в опасности свободы и с благословения небес при поддержке щедрого и мощного союзника передаст это наследство еще не родившимся».
В начале конфликта Абигейл спрашивала себя: «Когда кончится эта война?»
Теперь же в моменты усталости невидимая рука сняла слово «когда» и вопрос звучал иначе: «Можно ли покончить с этой войной?»
Такой же вопрос задавал себе в Париже и Джон Адамс. Отпрыск бунтарского поколения, он не мирился с подчиненным, зависимым положением Соединенных Штатов по отношению к Франции и решил доказать, что, нанося поражение Англии, Франция получает больше, чем отдает, что Соединенные Штаты не должны допускать, чтобы к ним относились как к колонии короля Людовика XVI. Его личным противником был граф де Верженн, министр иностранных дел Франции. Верженн не любил комиссара Адамса, считая его тупым, упрямым, неблагодарным и сующим нос в чужие дела. Он рекомендовал Джону Адамсу не информировать британцев о полномочиях заключить договор. Джон внимал его советам полгода, а затем понял, что позволил Верженну контролировать американскую внешнюю политику. Он потребовал реальных прав вести переговоры с британцами о мире. Верженн отказал, настаивая на передаче возникшего между ними спора на суд Континентального конгресса. Джон был вне себя от ярости. Он не мог смириться с тем, чтобы делами Соединенных Штатов верховодил Париж.
Он написал несколько обстоятельных писем Верженну:
«Я полон решимости не упустить ни единой возможности передать Вашему Превосходительству мои чувства в отношении всего, что мне представляется важным для общего дела…»
Вслед за этим он изложил министру иностранных дел, как следует использовать корабли французского военно-морского флота в американских водах, как вести войну в Вест-Индии. Верженн выразил протест Франклину, заявив, что «он больше не вступит в дискуссию с мистером Адамсом и не станет отвечать на его письма». Франклин согласился с Верженном, заметив, что, поскольку Джону Адамсу нечего делать, он, «кажется, пытается выделить то, что, по его представлению, отсутствует в моих переговорах».
Итак, пути Джона Адамса и Бенджамина Франклина разошлись. Джон сказал Бенджамину:
— Америка была слишком щедра в выражении признательности Франции… Она более обязана нам, чем мы ей, и… мы должны проявить характер в наших обращениях… Немного открытой напористости, больше независимости и смелости в наших требованиях обеспечат нам помощь…
Франклин, понимая, что Соединенным Штатам все еще требуется от Франции много средств, пушек, солдат и моряков, ответил, что Людовику XVI нравится мнить себя щедрым защитником Соединенных Штатов, и добавил:
— Думаю, более правильно подыграть королю признанием нашей благодарности, и это не только является нашим долгом, но и соответствует нашим интересам.
Джон проиграл в глазах Верженна и Франклина.