Те, кто любит. Окончание

Джон и его супруга пошли в Овальный кабинет, где Абигейл представила первое общество Вашингтон-Сити. Против окна, выходившего на юго-восток, стоял обтянутый красным дамастом диван и два стула того же цвета из Филадельфии. Отсюда они могли видеть Капитолий и ручей Тибер, впадавший в Потомак. Это было самое уютное место в доме. Никто, кроме Брислера, отвечавшего за камины, не заходил сюда без приглашения. Они сели рядом на красный диван, подавленные, но полные решимости, что, излив друг другу душу, не допустят, чтобы внешний мир заметил их разочарование. Абигейл повернулась лицом к мужу, увидев, насколько он побледнел и какая усталость в его глазах.

— Как могло такое случиться с нами, Джон?

Джон Адамс не пытался скрывать своего горького разочарования.

— Каковы причины нашего поражения? Вероятно, их сотни. Одна из причин — в действиях Гамильтона: он расколол нашу партию. Страна устала от разговоров о войне, налогах, растущей силе центрального правительства. Меня сделали жертвой гнусной кампании и безответственных личных обвинений. Республиканцы создали блестящую политическую организацию, первую, какую знала наша страна. Они чернили нас как партию бизнеса, банков, богатства, рисуя себя партией народа. Они убедили значительную часть наших избирателей, что федералисты не доверяют народу, что, согласно нашим взглядам, правительство должно принадлежать только богатым и мудрым.

Он горько усмехнулся.

— Поскольку большинство населения Америки не принадлежит к богатым и мудрым, оно переметнулось в другой лагерь. Мы могли обещать, что продолжим управлять, как мы управляли в течение двенадцати лет. Республиканцы обещали низвести федеральное правительство до состояния тени.

Джон пожал левым плечом, подчеркивая пустоту таких обещаний, поднялся и стал ходить по комнате.

— Стране говорили, что путь республиканцев есть путь в будущее, вторая Американская революция, которая освободит от федералистской контрреволюции; что федералисты представляют отмирающее прошлое. Север уступил Нью-Йорку и Югу. Частично мы сами виноваты. Я не делал секрета из того, что считал высокопоставленных федералистов опасными. Гамильтон не делал секрета из того, что Джефферсон предпочтительнее Адамса. Джон Маршалл был прав. Постановления о чужеземцах и о призывах к бунту, хотя и истек срок их действия, были отвергнуты народом.

Он вернулся и сел на диван.

— Мы были частью старого движения, и теперь нам дали отставку. Так было с кузеном Сэмюелом. Наши четыре года президентства перечеркнуты.

Она чувствовала, как он своим покаянием причиняет себе невыносимую боль. Она не позволит ему последним поворотом затянуть гайку.

— Без твоей решительной позиции на посту президента, Джон, могло и не быть передачи независимых Соединенных Штатов Джефферсону и республиканцам.

Ее крик протеста эхом отразился в пустой комнате. Он бросил на нее любящий взгляд, вновь поднялся, пересек Овальный кабинет, остановился у камина, скрестив руки за спиной. Теперь его лицо пылало возмущением.

— Какое безумие! Меня осудили за то, что я был наиболее надежным президентом, и отдали предпочтение человеку, который уверял народ, что он станет наименее надежным президентом.

— Мистер Джефферсон всегда был настроен в пользу слабого главного исполнительного лица. Когда ты послал ему копию конституции из Лондона, он ответил, что его путает подразумевающаяся власть президента.

— Он вскоре познает иное.

Джон закрыл свое лицо ладонями.

— Неблагодарность разбивает мне душу. Я хотел прослужить еще срок. Четыре мирных года, чтобы доказать, что страна может расширяться, процветать. Стать частью этой новой столицы. Тогда бы я смог с честью удалиться в Куинси. Сейчас же я чувствую себя униженным, прогнанным.

— Мы хотели служить, Джон, и мы служили. Теперь есть столица, именуемая Вашингтон-Сити и принадлежащая государству под названием Соединенные Штаты; пройден огромный путь от несправедливостей постановления о гербовом сборе. Твоя отвага, твое предвидение, твоя приверженность увели нас далеко от колонии залива Массачусетс. С Божьей помощью ты стал одним из строителей самой свободной цивилизации, какую знал когда-либо мир. Здесь есть все, что должен познать мир: документы, отчеты, конституции, договоры, законы. «Выводок Адамса», говоря словами короля Георга, боролся за это и победил. Джон, ты историк. Ты знаешь, что именно так скажет история.

— Я скажу это! — В его глазах промелькнула искорка, а губы изобразили невольную улыбку. — В той самой прекрасной библиотеке, какую ты построила для меня. Чернила имеются не только у республиканцев. Потребуется написать несколько томов…

— Не хочешь ли ты, чтобы я выехала пораньше и подготовила к твоему приезду дом и кабинет? Я могу положить чернила, ручки и писчую бумагу на твой письменный стол…

— Спасибо, миссис Абигейл, за твои чудесные подарки, которые вдохновляли меня в течение многих лет.

Она мягко ответила:

— Жизнь для тех, кто любит.

Раздался стук в дверь. Уильям Шоу вызывал Джона. Когда Джон закрыл за собой дверь, Абигейл разрыдалась.

12