- Начинайте передавать им Баха! - негромко сказал он. - Что передавать? Передавайте все подряд! Возьмите в фонотеке полное собрание записей и транслируйте с самого начала! Ясно? - И, повернувшись к нам, добавил: Может быть; Стае и прав. Что ж, давайте ждать. Больше нам ничего не остается.
В раскрытое окно из-за густых сиреневых кустов проникал слитный, не разделимый на отдельные звуки шум большого города. Шли мгновения жизни. Щелкали словно пролетающие сквозь регистрационное устройство элементарные частицы. Мягко и неразделимо катились, как растекающееся по столу масло. Двигались, словно сцепленные воедино, великие звуки бессмертного Баха, в которых жили лучи, бьющие в разноцветные окна торжественных готических соборов, и белые паруса уходящих в таинственную океанскую дымку каравелл, костры из книг и высокие залы библиотек, заросшие травой, спящие под горячим июльским солнцем полустанки и мартеновские огни первых пятилеток, высокое счастье любви и черное горе предательства, вера и надежда, трудные пути рождения древней и юной земной цивилизации.
Разбросанные по чудовищным холодным вселенским просторам галактики слушали Баха.
- Если вы будете заседать целыми сутками, ваши жены перестанут пускать вас домой, - неожиданно услышали мы.
На пороге кабинета стояла Геля с чайным подносом в руках. Стука в дверь мы, вероятно, просто не заметили.
Геля поставила поднос на стол и, склонившись над чашками, стала разливать чай.
- Хотя бы чаю выпейте, мужчины, - сказала она. - Да, Геннадий Иванович, сейчас из созвездия Водолея звонил Скворцов, он с вами соединиться не мог, звонил в приемную и просил срочно передать вам, что инопланетяне прекратили преобразование материи.
Видимо, на наших лицах было что-то странное, потому что Геля удивленно вздернула брови и раздельно повторила:
- Скворцов просил передать, что инопланетяне остановили свои преобразования.
Станислав Александрович, вы не забыли о своем обещании? - вдруг повернулась она в мою сторону.
И мне показалось, что она... волнуется.