Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель

— Суть в том, что король не посылал за тобой, — сказал он. — Фактически он… Он запретил мне ехать к тебе. Он назвал мою затею дурацкой, потому что, сказал он, ты скорее всего просто выдуман, а если не выдуман, то наверняка уже убит каким-либо другим драконом. Он сказал, что не хочет рисковать моей жизнью, отправив меня на поиски фантома. Но… Но я должен был найти тебя. Он не собирался посылать никого. А ты — единственный драконоборец, так говорилось в балладах… — Гарет запнулся в нерешительности. — Конечно, ты оказался другим, но я-то знал, что ты должен существовать. Я знал, кто нам нужен. Я не мог стоять в стороне и смотреть, как дракон уничтожает королевство. И я нашел тебя, я привел…

— Решив за меня, что мне делать, и оставив моих людей на произвол судьбы? — Лицо Джона было не очень выразительным, но голос жалил не хуже скорпиона.

Гарет отпрянул.

— Я… я много думал об этом в последние дни, — тихо сказал он. Снова поднял глаза, лицо его было белым от боли и стыда. — Но я не мог позволить вам вернуться. И ты будешь вознагражден, я постараюсь, чтобы тебя как-нибудь наградили.

— И как же ты собираешься это устроить? — В голосе Джона звучало отвращение. Палуба дрогнула, плот со скрежетом поволокся по мелководью. Огоньки, словно болотные свечи, подпрыгнули и двинулись к ним. — Вряд ли станут церемониться с человеком, укравшим королевскую печать, когда он вернется в Белмари. Я предвижу дружескую встречу… — Аверсин указал на прорисовывающиеся в дымке фигуры. — Они пришли арестовать тебя?

— Нет, — расстроенно сказал Гарет. — Это мои друзья, тоже придворные.

Тут они словно перешагнули некий порог — фигуры на берегу прояснились, свет фонарей затанцевал на жестких атласных складках, огладил мягкий ворс бархата, обозначил тугие кружева и облачка женских вуалей, густо посоленные бриллиантами. Впереди всех стояла стройная темноволосая девушка в янтарных шелках, чьи глаза, золотые, как мед, тронутые оттенками серого, встретившись с глазами Гарета, заставили того вспыхнуть. Один мужчина держал ее плащ из хвостов горностая, другой — позолоченный шар с благовониями. Девушка засмеялась, и смех ее, серебряный и резкий, был как отзвук тревожного сна.

Это могла быть только сама Зиерн.

Джон испытующе посмотрел на Гарета.

— Печать, которую ты мне показывал, — настоящая, — сказал он. — Я видел ее на старых документах, таких старых, что у них были разлохмачены края. Так, по-твоему, кража ее была чисто случайной?

Он взялся за повод Слонихи и повел ее по коротким сходням. Когда они ступили на берег, все придворные во главе с Зиерн одновременно и грациозно изогнулись в сложном поклоне, коснувшись коленом клейкой, пахнущей рыбой земли.

— Нет, не совсем, — выдавил Гарет. Лицо его горело. — Собственно, это даже не являлось кражей. Король — мой отец. А я — пропавший наследник.

Глава 5

— Так это и есть твоя Драконья Погибель?

При звуках голоса Зиерн Дженни замерла в наполненной голубыми сумерками каменной прихожей охотничьего домика чародейки. Отсюда, из полумрака, маленькая гостиная сияла, как освещенная сцена: тонкий розовый газ одеяния Зиерн, бело-лиловый камзол Гарета, рукава, чулки, розово-черный ковер под ногами — все, казалось, сияло в янтарном свете лампы. Инстинкты Уинтерлэнда толкнули Дженни в тень. Никто не заметил ее.

Зиерн поднесла хрустальный кубок к одной из ламп на камине, наслаждаясь игрой кроваво-красных искр, вспыхнувших в вине. Потом улыбнулась насмешливо.

— Должна сказать, что я бы Предпочла вариант из баллады.

Гарет, сидящий в одном из кресел слоновой кости с позолоченными ножками по ту сторону столика для вина, выглядел несчастным и сконфуженным. Ямочки на щеках Зиерн заиграли, розовые губы, казалось, потемнели, и чародейка, откинув угол вуали, подняла голову. Гребни из хрусталя и оникса блеснули в темно-каштановых волосах.

Гарет все еще молчал. Продолжая улыбаться, Зиерн с небрежной грацией приблизилась к юноше — так, чтобы он оказался в ауре ее аромата. Свет лампы прыгнул с хрустальных граней на камзол Гарета и на его невольно дрогнувшие руки.

— Так ты даже не собираешься поблагодарить меня за встречу и гостеприимство?

Испытывая ревность к огромной колдовской силе Зиерн, Дженни старалась не давать волю чувствам, но еще на переправе была поражена молодостью колдуньи. С виду Зиерн вполне могла сойти за двадцатилетнюю, но по въедливым женским подсчетам, от которых Дженни удержаться не смогла, хотя и корила себя за это, получалось, что чародейке Никак не менее двадцати шести лет. «Где есть зависть, там не может быть учения, — сказала тогда себе Дженни. — Во всяком случае, следует воздать этой девушке должное».