Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель

И лишь когда Дженни повесила на плечо большую лекарскую сумку и взяла алебарду, юноша наконец-то ощутил всю тяжесть ее молчания.

— Дженни, — внезапно встревожась, сказал он и ухватил ее за край пледа. — Дженни… Но ведь дракон — мертв? Я имею в виду: яд подействовал, так ведь? Он должен был подействовать! Ты же вынесла оттуда Джона, значит…

— Нет, — тихо сказала Дженни и удивилась странному, пугающему молчанию в душе. Даже при встрече с шептунами в лесах Вира она боялась больше, нежели теперь. Шагнула было вниз, к утопленным во тьме руинам городка, но Гарет забежал спереди, схватил за руку.

— Но… Дракон ведь отравлен… Он, наверное, скоро…

Она покачала головой.

— Нет. Не скоро. — Дженни отвела его руку. Она уже на все решилась, хотя и знала, что на успех рассчитывать нечего.

Гарет сглотнул с трудом, его худое лицо исказилось в тусклом багровом отсвете костра.

— Давай я пойду, — вызвался он. — Ты расскажешь мне, что искать, и я…

Несмотря на всю свою угрюмую решимость, она рассмеялась — нет, не над ним, а над трогательной галантностью, подвигнувшей его на такую нелепость. Конечно, законы баллад требовали, чтобы в подземелья пошел сам Гарет. Но он бы, наверное, и не понял даже, какую нежность почувствовала к нему Дженни именно за абсурдность этого предложения. Такую нежность, что не засмейся — она тотчас бы заплакала.

Дженни приподнялась на цыпочки и, притянув Гарета за плечи, поцеловала его в худую щеку.

— Спасибо, Гарет, — пробормотала она. — Но ты не умеешь видеть в темноте и не разбираешься в зельях…

— Нет, серьезно… — настаивал он, явно не зная, то ли ему облегченно вздохнуть, услышав отказ, то ли прийти в отчаяние, То ли успокоить себя мыслью, что Дженни и впрямь лучше подходит для этого дела, чем он сам, несмотря на все его рыцарство.

— Нет, — сказала она ласково. — Смотри только, чтобы Джон не мерз. Если я не вернусь… — Дженни запнулась, вспомнив о том, что ее ждет впереди: либо дракон, либо голодная смерть в лабиринте. Сделав над собой усилие, она договорила: — Тогда делай то, что сочтешь нужным. Только постарайся не шевелить его хоть некоторое время.

Замечание было бесполезным, и Дженни это знала. Она пыталась вспомнить, что ей говорила Мэб о темном царстве Бездны, но в памяти вставали лишь алмазно мерцающие глаза дракона. Просто нужно было хоть чем-то ободрить Гарета. И уверовать в то, что, пока Джон жив, Гарет не покинет лагеря.

Дженни сжала на прощанье руку юноши и двинулась в путь. Кутаясь в плед, она шла туда, где над смутными руинами громоздился Злой Хребет, еле вырисовываясь на фоне тусклого смоляного неба. Оглянувшись в последний раз, она увидела, как слабый отсвет умирающего костра очертил на мгновение профиль Джона.

Пение зазвучало задолго до того, как Дженни достигла Внешних Врат Бездны. Оскальзываясь на покрытых инеем и омытых луной камнях, она уже чувствовала всю его печаль и ужасающую красоту, лежащую за пределами ее понимания. Пение вторгалось в старательно припоминаемые ею обрывки рассказов Мэб о Пещерах Целителей и даже в мысли о Джоне. Казалось, оно плывет в воздухе, хотя Дженни сознавала, что это вселяющее дрожь и заставляющее отзываться каждую косточку пение на самом деле звучит лишь в ее мозгу. Когда она остановилась в проеме Врат, глядя на свою смутную тень в потоке лунного света, врывающегося в черноту Рыночного Зала, пение усилилось, завлекая ее, захватывая целиком.

Беззвучное, оно уже пульсировало в ее крови. Образы настолько сложные, что она не могла ни полностью осмыслить их, ни даже прочувствовать, переплетались в ее сознании — обрывки воспоминаний о звездной бездне, куда не проникает солнечный свет, об усталости от любви, проявления и мотивы которой были ей странны; что-то из математики, устанавливающей причудливые связи между неизвестными ей вещами. Пение, совсем не похожее на то, что когда-то звучало над оврагом, где был убит Золотой Дракон Вира, потрясало мощью. Огромная сила и мудрость, накопленные за бесчисленное количество лет, звучали в непроглядной тьме Рыночного Зала.

Дженни еще не видела самого дракона, но по скрипу чешуи догадывалась, что он должен лежать где-то на пороге Большого Тоннеля, ведущего в Бездну. Затем во мраке мягко вспыхнули отраженным лунным светом его глаза — две серебряные лампы; пение в мозгу поплыло, сверкающие узоры сплелись, захваченные смерчем с сияющей сердцевиной. И в самой сердцевине его складывались слова:

«Ищешь лекарств, колдунья? Или надеешься этим оружием, что несешь с собой, достичь того, чего не достигла с помощью яда?»

Музыка была зримой. Казалось, понятия рождаются прямо в мозгу Дженни. «Проникни они чуть глубже, — испуганно подумала она, — и станет больно».

— Я иду за лекарствами, — сказала Дженни, и голос ее отозвался, раздробившись эхом, в источенных водой каменных клыках. — Сила Пещер Целителей известна повсюду.