Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель

Дженни почувствовала, как что-то властно толкнулось в запертые двери ее разума, потом еще раз, но уже слабее. Послышался стальной шорох чешуи; хвост Моркелеба раздраженно дернулся в сухой траве. Темный лес вновь обрел четкость, а странные видения рассеялись, как мерцающий туман. Свет убывал, обесцвечивая путаницу вереска и терна. Чернота дракона смягчилась, сливаясь с вечерней темнотой и с обгорелыми сучьями деревьев; ощетиненный шипами силуэт подернулся молочным туманом, наползающим из чащи. Где-то неподалеку Дженни слышала зовущий ее голос Гарета.

Она обнаружила, что вся дрожит, и не только от усталости и пронизывающего холода. Давняя забытая страсть вернулась из тех времен, когда Дженни четырнадцатилетним заморышем впервые почувствовала ее. Она ощутила вкус драконьего пламени, нежно ласкающего язык и нёбо.

«Я могу дать тебе это», — сказал голос.

Дженни яростно замотала головой.

«Нет. Я не предам своих друзей».

«Друзей? Это тех, что довели тебя до ничтожества ради своих мелких удобств? Мужчину, который жалеет о том, что ты не подала ему к завтраку свою душу? Не потому ли ты цепляешься за мелкие радости, что боишься испытать большие, Дженни Уэйнест?»

Он был прав, когда говорил о том, что искушение заключено в ней самой. Дженни отбросила волосы за плечи и собрала все свои силы, отстраняя мерцающую колючую черноту, проникающую, казалось, в самое сердце.

«Оставь меня, — сказала она ему. — Возвращайся к себе, на свои острова в северном море. Пой там свои песни китам и скалам и не смей больше трогать людей и гномов».

Дженни словно переломила обугленное бревно, явив тлеющую сердцевину, — гнев Моркелеба вспыхнул снова.

«Будь по-твоему, колдунья. Я оставляю тебе золото Бездны, возьми его, если хочешь. В нем — моя песнь. Когда придет старость (а ты уже чувствуешь ее холод в своих костях), прижми его к сердцу и вспомни, чем ты пренебрегла».

Он присел на задние лапы, его змеевидное тело подобралось, окуталось мерцанием магии. Чёрные крылья распростерлись, блеснув обсидианом суставов; нежное, как кожа младенца, бархатистое брюхо еще зияло уродливыми ртами ран, оставленных гарпунами. Затем он прянул в небо. Могучий удар крыльев вознес его над деревьями. Магия плыла за ним, подобно хвосту кометы. Последние пылинки света прилипли на секунду к его шипам, когда он возник над гребнем. И дракона не стало.

Дженни смотрела вслед; сердце ее сжалось. Лесной воздух внезапно отяжелел, пропитанный сырой гарью и обрывками холодного дыма. Потом Дженни заметила, что юбка на коленях — сырая и грязная, в башмаках хлюпает, ноги замерзли. Снова нахлынула усталость и мышцы заныли от заклинаний Зиерн. А в мозгу все звучали слова дракона о том, от чего она отказывается.

…Стань Дженни драконом, она бы не смогла выгнать его из Бездны, да, наверное, и не захотела бы. Неужели только поэтому он предложил ей ужасающее великолепие и небывалую свободу? Говорят, что драконы обманывают не ложью, а правдой, и Дженни знала, что Моркелеб не лгал, говоря о том, какие желания прочел он в ее душе.

— Дженни! — По тропинке сбежал Гарет в испятнанном грязью камзоле. После голоса дракона тенорок юноши показался Дженни жестяным и фальшивым. — С тобой все в порядке? Я видел дракона…

Он снял очки, чтобы протереть их, и принялся искать относительно чистый клочок на прожженной, измазанной сажей рубашке, но найти не смог. Лицо принца было забрызгано грязью, и только вокруг глаз два чистых круга белели подобием карнавальной маски.

Дженни потрясла головой. Усталая до кончиков ногтей, она уже не в силах была ответить по-другому. Медленно выбралась на тропу, ведущую к Холму. Гарет шел следом.

— Зиерн ушла?

Дженни, вздрогнув, поглядела на юношу. После того, что произошло между ней и Моркелебом, она совсем забыла про Зиерн.

— Она… Да, она ушла. Я прогнала ее.

У нее было такое ощущение, что случилось это несколько дней назад.

— Ты ее… прогнала? — пораженный, выдохнул Гарет.

Дженни кивнула, слишком утомленная, чтобы пускаться в объяснения. Затем нахмурилась, о чем-то внезапно вспомнив, но спросила только:

— А ты?

Он отвел глаза и смущенно покраснел. Дженни почувствовала было раздражение, и чувство это показалось таким ничтожным по сравнению с тем искушением, которому ее недавно подверг дракон. Пришлось тут же себя одернуть, напомнив, что Гарету всего восемнадцать лет. Она ободряюще пожала худой локоть, торчащий из прожженного рукава.

— Она наложила на тебя заклинание, — сказала Дженни. — Всего-навсего. Нас всех искушают… — Усилием воли она постаралась заглушить эхо слов дракона. — Неважно, что мы при этом чувствуем, важно, что мы делаем. Просто ей было нужно овладеть тобой, как она овладела твоим отцом.

Они достигли мокрой грязной поляны, похожей теперь на изъеденную кислотой ткань; кругом чернели выжженные дыры и поблескивали лужицы, по краям которых еще слабо дымились сорняки.