Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель

Хотя слишком еще много здесь было неясного: подводные части айсберга, невидимые пружины и борьба за власть среди вампиров…

Сутолока ярко освещенного Ковент-Гардена осталась позади. Купол собора Святого Павла темнел на фоне вечернего неба. Улицы здесь были узки, разбегались во всех направлениях — кирпичные каньоны с кабачками, сверкавшими на углах подобно драгоценным шкатулкам.

Он пересек Савой-Уок дважды, прежде чем нашел нужный переулок — мощеный проход между двумя рядами домов и такой узкий, что в нем едва можно было раскинуть руки. Огни Солсбери-Плейс скрылись за поворотом. Река была неподалеку, переулок тонул в тумане.

Потом он раздвинулся в небольшой двор, где на мокрой мостовой теснились несколько строений: захудалый книжный магазин, мастерская стеклянных глаз, а за ними, в глубине двора, вырисовывался высокий дом — узорная кладка, свинцовое стекло, и весь черный от сажи. Огни оживленных улиц рассеивались в тумане над черепичными крышами и причудливыми трубами. В доме было темно, но, когда Эшер подошел поближе, в высоких окнах зажегся свет.

Ступени высокой лестницы, украшенной полуразвалившимися каменными львами, были испятнаны сажей. Стук дверного молоточка замер, отдавшись эхом в глубине дома. Даже напрягая слух, Эшер не мог различить ни звука за двустворчатыми резными дверьми.

Затем одна из створок внезапно раскрылась, и масляный мягкий свет, хлынувший в проем, обозначил женский силуэт на пороге. Лицо незнакомки, обрамленное темно-рыжими локонами, напоминало белый шелк. Карие глаза ее мерцали отраженным светом.

— Миссис Фаррен? — спросил Эшер, употребив фамильное имя графов Эрнчестерских.

— Да. — Что-то изменилось в ее взгляде.

— Леди Эрнчестер?

Она не ответила. Внезапно нахлынула сонливость, но Эшер сделал над собой усилие и взглянул в мерцающие глаза.

— Меня зовут доктор Джеймс Эшер. Я бы хотел поговорить с вами о Дэнни Кинге.

Глава 7

— Прошу. — Она отступила на шаг, жестом предложив ему пройти в арку, за которой располагался салон. Голос женщины был негромок и очень приятен — без тени кокетства и какой-либо искусственности. Следуя за хозяйкой, Эшер почти слышал, как у него колотится сердце. Хозяйка, видимо, тоже.

Салон был большой и содержался в порядке, хотя какое-то запустение в нем все же чувствовалось. Тусклая керосиновая лампа на углу камина в стиле барокко освещала изящные кресла, резное бюро. Мебель была старинная, красного дерева. Хотелось бы знать, кто здесь теперь стирает пыль и чистит крыльцо после гибели Дэнни Кинга.

— Я слушаю вас, доктор Эшер, — сказала миссис Фаррен. Манерой речи она напоминала Исидро — спокойный, почти бесстрастный голос. Стоя перед ней на островке отбрасываемого лампой света, Эшер видел, как блеснули на секунду клыки. Воздух она набирала только когда говорила; во время молчания грудь ее была неподвижна.

— Извините меня за вторжение, — сказал он с легким поклоном. — Если вы обо мне слышали, то должны знать, что мне нужна информация. А если вы знакомы с доном Симоном Исидро, то должны предположить, что сведений я получил от него немного. Дэниел Кинг был вашим слугой?

— Да. — Она кивнула. А вот это уже не напоминало Исидро, да и большие золотисто-карие глаза были исполнены большей живости. — Он был слугой моего мужа, — добавила она помолчав, и Эшер облегченно вздохнул. Он чуть было не решил уже, что все вампиры так же неразговорчивы, как дон Симон. — Грумом, или «тигром», как их тогда называли. Это было во времена нашего последнего… — Она свела брови, подыскивая слово, — совсем как живой человек. — Скажем, нашего последнего пребывания в мире. У нас было много слуг. В те дни слуги спокойнее относились к странностям хозяев — если те, допустим, жили в отдельном крыле и вели исключительно ночной образ жизни. Но Дэнни о многом догадывался.

Она стояла, прислонясь к камину и сцепив руки на уровне талии — царственная, несколько архаичная поза, как на портретах времен Реставрации. Эшер рискнул бы предположить, что в жизни она была склонна к полноте, но теперь полнота исчезла, как исчезли из ее речи архаичные обороты. Костюм также был вполне современный, и только жемчужные серьги принадлежали эпохе последнего Стюарта.

Внезапно она совершила неуловимое движение — точь-в-точь как Исидро — и оказалась рядом. Эшер был захвачен врасплох. Но она лишь сказала:

— Я полагаю, раз Дэнни не стало, принять ваше пальто следует мне…

— Вампиром его сделали вы?

— Нет. — Она остановилась на секунду, раздумывая, куда положить пальто, шляпу и шарф. Положила на ближайший буфет и обернулась. — Это сделал Гриппен — по нашей просьбе и по просьбе самого Дэнни. Он был очень привязан к Чарльзу, моему мужу.

— А могли бы сделать?

— Это вопрос по существу? — осведомилась она. — Или просто любопытство?

— Нет, не могли бы, — послышался голос из полутьмы, и Эшер резко обернулся, скрипнув половицей. Лицо незаметно подошедшего мужчины поражало меловой бледностью. Худой, среднего роста, он старчески сутулился, в светло-каштановых волосах паутиной блестела седина. — Во всяком случае, без разрешения Лайонела.

— Лайонела?