Те, кто против нас

Ожидание тяготило Перлова. Он уже сотню раз пересек комнату по диагонали, не спуская взгляда с серого параллелепипеда мобильника. Он ненавидел сейчас его за молчание в течение целого часа, словно живое существо. Перлов уже решил, что вне зависимости от конечного результата сегодняшних усилий он убьет обоих дебилов, проваливших дело. Нестеров уже был у него в руках. Почти был, если бы не чудовищная глупость исполнителей. Существуют ошибки, которые прощать не полагается. И даже если дебилы свою ошибку исправят, их судьбу это уже не изменит. Разве что смерть будет короткой и почти безболезненной. Сейчас — именно сейчас — Перлову не нужны были те, на кого он не мог положиться полностью и без оговорок.

— Ну давай! Давай! — цедил сквозь зубы Перлов, яростно пожирая глазами телефонный аппарат. И настал момент, когда тот, будто подчиняясь призыву, очнулся. Перлов схватил его и прижал к уху. Звонил Хац.

— Ты, случайно, телевизор сейчас не смотришь? — буднично поинтересовался Хац, вызвав в душе Перлова новую волну гнева. При чем здесь, к черту, телевизор?!

Он так и сказал, не выбирая выражений, но Хаца этим ничуть не смутил. — Включи телевизор, дорогой, сейчас сам все поймешь, — сказал тот с коротким смешком. — Только трубу не бросай на всякий случай, а то потом пальцами по клавишам не попадешь.

— Какой канал?

— Врубай любой, это сейчас без разницы.

Перлов, не глядя, нашарил пульт и надавил первую попавшуюся кнопку. В первые несколько секунд он решил, что телевизор неисправен. По экрану снизу вверх шли разноцветные полосы. Некоторые казались чуть толще волоса — только бы глазу различить, другие были шире, увеличивались по высоте до двух сантиметров. Иные весело подмигивали Перлову, следующие за ними доползали до верхней границы экрана без изменений цвета и яркости, очередные вспыхивали переливчатым радужным сиянием, чтобы в свою очередь уступить место новому всплеску разнообразия. Он смотрел на это с недоумением секунд десять, а потом вновь раздраженно схватился за пульт, чтобы перещелкнуть на другую программу или вообще выключить, и в это мгновение понял. Мышцы свело в пароксизме страха и ярости, дремлющая под ключицей в наркотическом сне боль недовольно заворочалась, но сейчас Перлов не обратил на нее никакого внимания.

Это был абсолютный язык в отсутствие слов и предложений, грамматики и синтаксиса, чистейшая, дистиллированная информация, полностью освобожденная от малейших условностей способа передачи и потому пригодная для восприятия любому и каждому, без различия возраста, пола и уровня образования. Весь блок информации укладывался в одну минуту, после чего немедленно начинался повтор. Точно так же, как и у миллионов других, смотревших в это время на экран, в мозгу Перлова возникали четкие, точные образы того, что хотели сообщить зрителям неизвестные создатели передачи. И образы эти показались Перлову жуткими. Зрителю ничего не пытались навязать, его не звали на баррикады, ему просто рассказывали, в каком мире он пребывает. Рассказ был совершенно нейтральным, лишенным какой бы то ни было эмоциональной окраски и по этой причине убийственным по достоверности и убедительности. Тайны селектов больше не существовало, как не существовало более и покровов, маскировавших действительное место организации Перлова. И каждый был волен самостоятельно определять, как к этому следует относиться.

— Гипноз, — сказал Перлов. — Они всех зомбируют, твари!

— Это не гипноз, мой дорогой, — отозвался Хац, и Перлов, забывший, что продолжает держать трубку около уха, вздрогнул. — Это просто новости. Не для нас, конечно, но для очень многих. И в совершенно новой, очень оригинальной упаковке.

— Прекрати это! — закричал Перлов. — Прекрати немедленно!

— Если б я только мог, дорогой, — раздался смешок Хаца. — И если бы я действительно мог, ты бы сейчас этого не смотрел.

— Прерви вешание! Объяви чрезвычайное положение! Сделай что-нибудь!

— Мои люди не могут войти на территорию телецентра, — сказал Хацкоев.

— Что значит… как не могут?!

— Почти точно так же, как не могли войти в этот паршивый городок, — в голосе Хаца читалось раздражение тупостью собеседника. — Они стоят перед входом, но их туда не пускает охрана.

— Что значит — не пускает? Как кто-то может не пустить твоих людей? Почему раньше пускали?

— Раньше пускали, а теперь — нет. Телецентр — стратегический объект.

— Пусть применят силу! Мне ли тебя учить?!

— Охрана телецентра вооружена, — с растущим нетерпением отвечал Хацкоев. — И будет действовать по инструкции. А она после известных тебе событий девяносто третьего очень жесткая. У меня нет возможности и достаточных сил, чтобы штурмовать телецентр. Да толку от этого будет немного. Передачу могут вести откуда угодно. Телецентр придется снизу доверху обыскивать. Представляешь, сколько на это уйдет времени?

— У тебя есть люди внутри? Прикажи им действовать!

— У меня есть люди внутри, — монотонно отозвался Хацкоев, — но я не могу с ними связаться. Думаю, тут тоже не обошлось без наших общих друзей.