Те, кто уходит, и те, кто остается

— Жалко. А сейчас пишешь?

— Пытаюсь урывками.

— Роман?

— Не знаю, что выйдет.

— А тема?

— Мужчины, создающие женщин.

— Интересно.

— Посмотрим.

— Ты уж постарайся, очень хочется прочитать.

К моему удивлению, он отлично знал написанные женщинами тексты, которыми я занималась: я думала, мужчины такое не читают. Кроме того, он посоветовал мне книгу Старобинского,[22] которую сам прочел недавно: возможно, я найду там что-то полезное для себя. Сколько же он всего знал! Он с детства был такой, всем интересовался. Он цитировал Руссо и Бернарда Шоу; если я его перебивала, он слушал меня со всем вниманием. Дочери съели свои пончики и стали требовать еще; я рассердилась, но Нино позвал хозяина и попросил принести нам добавку.

— Ты должен предоставлять жене больше свободного времени, — сказал он вдруг Пьетро.

— И так весь день в ее распоряжении.

— Я не шучу. Иначе будешь признан виновным, и не только с общечеловеческой, но и с политической точки зрения.

— И в чем же мое преступление?

— Растрата умственных способностей. Общество, считающее нормальным, что женщина душит свой ум заботой о детях и доме, — само себе враг, хоть и не понимает этого.

Я молча ждала, что скажет Пьетро.

— Элена может культивировать свои умственные способности сколько и как угодно, главное, чтобы она не отнимала времени у меня, — сказал он с иронией.

— А у кого же еще ей его отнимать?

Пьетро нахмурился:

— Когда человек чем-то увлечен, ничто не может помешать ему довести дело до конца.

Я обиделась.

— Мой муж считает, — с натянутой улыбкой процедила я, — что ничто не интересует меня по-настоящему.

Молчание.

— И что, это так? — спросил меня Нино.

Я не задумываясь ответила: не знаю. От неловкости и досады на глаза у меня навернулись слезы. Я опустила взгляд. «Все, хватит пончиков», — сказала я девочкам дрогнувшим голосом. Нино поспешил мне на помощь: «Я съем еще один, один маме, один папе, и вам как раз по одному. По последнему». Он позвал хозяина и торжественно произнес: «Я приду сюда с этими синьоринами ровно через тридцать дней, а вы к тому времени приготовьте нам гору таких же пончиков, хорошо?»

— Так все-таки через месяц или через тридцать дней? — спросила Эльза.

Мне удалось наконец побороть слезы, я посмотрела на Нино и переспросила:

— Вот именно, через месяц все-таки или через тридцать дней?

Мы стали шутить, Деде хохотала над смутными представлениями Эльзы о времени. Пьетро хотел рассчитаться, но обнаружил, что Нино уже заплатил за всех, и запротестовал. Пьетро сел за руль, я устроилась на заднем сиденье между двух клюющих носами дочек. Мы подбросили Нино до гостиницы. Всю дорогу я молча слушала их разговоры: оба были под хмельком. Когда мы прощались, Пьетро с огромным воодушевлением сказал Нино:

— Зачем тратить лишние деньги? У нас есть комната для гостей, в следующий раз останавливайся у нас, не стесняйся!

— Мы меньше часа назад говорили о том, что Элене нужно больше свободного времени, — улыбнулся Нино, — а ты хочешь еще и меня на нее повесить.

— Я была бы очень рада, — вмешалась я вяло, — и Деде с Эльзой тоже.

Но как только мы с Пьетро остались одни, я сказала ему:

— Прежде чем приглашать, мог бы со мной посоветоваться.

Он завел мотор и посмотрел на меня в зеркало заднего вида:

— Я думал, ты обрадуешься.

102

Конечно, я обрадовалась, я очень обрадовалась. Только вот я чувствовала себя так, будто мое тело превратилось в яичную скорлупу: стоит чуть надавить на руку, на лоб, на живот, как она треснет, и все мои секреты вывалятся наружу, даже те, что я держала в тайне от себя самой. Я старалась не считать дни до встречи и сосредоточилась на текстах, как будто Нино заказал мне эту работу и к своему возвращению желает видеть результат. Я мечтала, как скажу ему: «Я послушала твоего совета. Ты велел поторопиться — вот, смотри: это мои наброски. Надеюсь услышать твое мнение».