Те, кто уходит и те, кто остается

Он снова поджал губы и наконец решился:

– В ней нет ничего особенного, Элена. За любовными интрижками героев и их стремлением подняться по социальной лестнице ты прячешь то, о чем действительно стоило бы рассказать.

– Что именно?

– Не важно. Забудь. Поздно уже, спать пора.

Он старался вернуться к насмешливо-доброжелательному тону, но на самом деле ни на йоту не отступил от своей новой роли человека, поглощенного выполнением настолько важной миссии, что все остальное его мало интересовало.

– Ты сделала все от тебя зависящее, верно? Просто сейчас – объективно – не время писать романы.

18

В гостиной появились Мариароза с Хуаном и Сильвией, они принесли чистые полотенца и простыни. Без сомнения, Мариароза слышала последнюю фразу и, конечно же, поняла, что речь идет о моей книге. Она могла бы сказать, что ей книга понравилась и что романы следует писать в любое время, но промолчала. Из этого я сделала вывод, что при всей ко мне симпатии в этом кругу – образованном и охваченном политическими страстями – мою книгу не воспринимают всерьез: страницы, благодаря которым она получила популярность, расцениваются либо как разбавленная версия гораздо более скандальных произведений – которых я, к слову сказать, не читала, – либо удостаиваются пренебрежительного ярлыка «любовной интрижки», о чем только что говорил Франко.

Мариароза с торопливым радушием показала мне ванную и мою спальню. Мы простились с Франко: он уезжал рано утром. Я пожала ему руку; он тоже не собирался меня целовать. Я видела, как он скрылся в комнате Мариарозы; по мрачному выражению лица Хуана и несчастным глазам Сильвии я поняла, что гость и хозяйка дома будут спать вместе.

Я отправилась в выделенную мне спальню. Застоявшийся запах курева, неубранная постель, ни тумбочки, ни ночника, только тусклая лампочка в центре потолка да куча газет на полу, несколько выпусков литературных журналов – «Менабó», «Нуово импеньо», «Маркатрé», дорогие книги по искусству – одни в ужасном состоянии, другие, судя по всему, вообще не читанные. Под кроватью обнаружилась полная окурков пепельница; я открыла окно, поставила ее на подоконник, разделась. Ночная рубашка, которую мне дала Мариароза, оказалась слишком тесной и длинной. Босиком, в полутьме я поплелась по коридору в ванную. Отсутствие зубной щетки меня не смущало: в детстве никто не приучал меня чистить зубы, эту привычку я не так давно приобрела в Пизе.

Лежа в постели, я пыталась выкинуть из головы Франко, каким увидела его сегодня, и вспомнить его прежнего – богатого и щедрого парня, который любил меня, помогал мне, учил меня, покупал мне разные вещи, брал меня с собой на политические собрания в Париж и возил в Версилию, в родительский дом. Но у меня ничего не вышло. Новый Франко, с его несдержанностью, шумным выступлением в переполненной аудитории, политическим жаргоном, отзвуки которого продолжали гудеть у меня в ушах, вытесняя из сознания мою книгу, мгновенно лишившуюся всякого смысла, оказался сильнее. Неужели я обманываю себя, веря в свое литературное будущее? Что, если Франко прав, и мне следует бросить писать романы и заняться чем-нибудь другим? Какое впечатление я произвела на него? Что он помнил со времен нашей любви, если вообще что-то помнил? Может, он жаловался на меня Мариарозе, как Нино жаловался мне на Лилу? Я была расстроена и разочарована. Я ожидала приятного, слегка меланхоличного вечера, а он обернулся глубокой печалью. Скорее бы утро. Скорее бы вернуться в Неаполь. Чтобы выключить свет, мне пришлось встать с кровати, а потом искать ее в темноте.

Мне не спалось, я ворочалась с боку на бок в постели, хранившей запахи чужих тел: вроде все как дома, но все не так; повсюду следы посторонних, порой отталкивающих жизней. Я задремала, но вскоре проснулась оттого, что кто-то вошел ко мне в комнату. «Кто здесь?» – шепотом спросила я. И услышала голос Хуана; без предисловий, словно речь шла о мелкой услуге, он спросил:

– Можно я лягу с тобой?

Просьба показалась мне настолько нелепой, что я, чтобы убедиться, что не сплю и правильно его поняла, переспросила:

– Ляжешь со мной?

– Да. Я тебе не помешаю, просто лягу рядом: не хочется оставаться одному.

– Ни в коем случае!

– Почему?

Я не знала, что ответить.

– Потому что у меня есть жених, – пробормотала я.

– И что? Мы же просто поспим, и все.

– Уходи, пожалуйста! Я тебя даже не знаю!

– Меня зовут Хуан, ты видела мои картины. Что еще ты хочешь знать?

Он сел на кровать, я увидела темный силуэт, почувствовала его дыхание, запах сигар.

– Прошу тебя, уйди, – не отступала я. – Я спать хочу.

– Ты же писательница, пишешь о любви. Все, что с нами происходит, подпитывает воображение и помогает творить. Пусти меня, и тебе будет о чем рассказать читателю.

Он коснулся моей ноги кончиками пальцев. Я не выдержала, вскочила и бросилась к выключателю. Зажегся свет. Хуан так и остался сидеть на кровати в трусах и майке.

– Вон отсюда, – прошипела я настолько решительно, что он понял: сейчас я или заору, или накинусь на него с кулаками, и медленно встал с кровати.