Те, кто выжил

— Конечно! Считай, всю деревню на пленку запечатлел. Летом вот в Питер с женой собираюсь. Дружок-армеец зовет! Вот и поснимаю в Северной столице, чтобы потом нашим деревенским Эрмитажи всякие показать. У нас-то кто в Питере был? Один дед Потап, да и то в войну. А все равно говорит — город красотищи неописуемой.

Николай поднялся:

— Ну ладно. Питер Питером, а мне пора!

— Давай. К приезду готов буду. Чемиргезику взять?

— Ни в коем случае. Иначе все дело загубим!

— Понял! Но потом обмоем?

— Потом обмоем. Пошел я.

Николай направился к деревне. От нее в дом родителей.

Наскоро перекусив, Горшков снял форму, достал из чемодана камуфляжный костюм, привезенный из Чечни. Обулся в берцы, на голову водрузил берет, подарок десантников. Пистолет с запасной обоймой переложил из кобуры в специальный карман. В другой сунул фонарь. Бинокль в футляре уложил в брезентовую сумку.

Мать, глядя на приготовления сына, спросила с тревогой:

— Уж не на войну ли ты опять, сынок, собрался?

— Да нет, мать! С пацанами из района в «Зарнице» приказали участвовать. Помнишь, и у нас раньше в школе игру такую проводили?

— Помню. И где играть собрались?

— На той стороне реки, в лесу.

— И когда вернешься?

— Утром.

— А зачем на игру пистолет с собой берешь?

Николай нашелся быстро:

— Показные стрельбы предусмотрены. Покажу пацанам, как стрелять из настоящего оружия.

Мать поверила. Спросила:

— Кормить-то вас на этой «Зарнице» будут?

— Будут, конечно, но ты закуски кой-какой все ж собери? Неудобно возле котлов с миской стоять!

— Соберу! Скоро поедешь?

— Через полчаса!

— На своем «УАЗе»?

— Ну не на лошади же?!

— Ладно. Сейчас, я быстро!

Мать ушла на кухню.

Николай, оставшись в горнице, осмотрел себя в зеркало. Печально улыбнулся. Камуфляж напомнил ему бойню в Чечне. Вздохнув, Горшков подошел к стене, на которой висела фотография личного состава его роты. Бойцы с офицерами снялись как раз перед тем, как отправиться к Косым Воротам. Тогда они даже представить не могли, ЧТО ждало их на безымянных высотах! Немногие уцелели в тех боях. Ох, немногие. Да и Колян сам чудом остался жив. Не подоспей Шах с десантом, лежать бы Коляну в земле сырой. Это как пить дать.

Вошла мать со свертком:

— Вот, Коль, собрала наспех провизии. Сальца положила, солонинки, лучка, хлеба, яичек. Может, мало?

— Хватит, мам!

Горшков принял сверток, положил его к биноклю:

— Ладно, мам, пошел я. Будут звонить из района, не подходи к телефону!

— Почему?

— Тебе это надо? У нас кадровик с чудинкой. Давно уж на пенсии должен прохлаждаться, но начальник держит в отделе. Так вот он совсем памяти не имеет. Забудет про командировку, начнет выспрашивать, где я. А объясняться с ним — проще со столбом поговорить. Все одно ни хрена не поймет. Ты же волноваться начнешь! Будешь думать, что я ни на какую игру не поехал, а бандитов ловить! Так что, как пойдет межгород, не отвечай. Если надо, меня по сотовому найдет! Договорились?

— А что остается делать? Только не на «Зарницу» ты, Коля, собрался, чует мое сердце. А его, сынок, не обманешь. Вы, как только тот бой начали, и никто о нем не говорил, ни по телевизору, ни по радио, а я уже знала — попал в беду мой Коленька!

— Мам! Перестань! И не волнуйся! Утром буду дома! С Тихонком пузырек по случаю воскресного дня раздавим!

— Ну, с богом тогда!

Горшков вышел из горницы.

Мать вслед трижды перекрестила сына, прошептав:

— Господи, спаси и сохрани его!

А Николай сел в «УАЗ» и направил вездеход к дому Рудина.

Тихон в охотничьем костюме с рюкзаком уже ждал товарища. Рудин запрыгнул в салон, и вездеход покатил дальше. Проехав по деревне, остановились напротив хаты Володина. Во дворе никого не было. Горшков посигналил. И только тогда дверь дома открылась, и по ступеням крыльца быстро сошел бывший уже браконьер. Он также был одет в утепленный костюм. Куртку нес в руке. Днем солнце прогрело воздух до плюсовой температуры.

Карасик сел на заднее сиденье, вздохнул тяжело.

К нему обернулся Тихон:

— Ты чего как телок вздыхаешь? Где «здрасьте»? Где настрой? Что за вид, будто тебя на плаху везут?

Володин поздоровался:

— Привет, — и добавил: — А вздыхаю потому, что поездка эта нам всем может боком выйти. Давайте лучше, пока не поздно, оставим это дело, а, мужики? Ну, балдеют чиновники с проститутками! Ну и хрен с ними! А рыба? Так та от параши разной, что в реку сливают, и без сетей дохнет, особля ближе к Переславлю! Одна дохнет, другая вылупляется! Круговорот! Жизнь!

Николай бросил через плечо:

— Так, Карась, заткнись и сиди молча! Да улыбку на рожу надень, смотреть на тебя противно. Дело твое второстепенное, подписать бумаги, главную работу выполню я. И никто тебя не тронет. Потому как некому трогать будет! Шишкарям беспредельным свои задницы прикрывать придется, да не получится. Не до тебя им будет!

Володин пробурчал:

— Ага. Некому будет трогать. Скорее некого.

Тихонок рявкнул на трусливого односельчанина:

— Да заткнись ты, в натуре, Мишка! Вот, бля, разнылся. Как баба. Сиди спокойно, не порть настроение!