Те, кто выжил

— Знаю, что поселок будут шерстить несколько дней, но эту кассету завтра утром надо обязательно доставить в Грозный, человеку Халифа. Сможешь сделать это?

Помощник пожал плечами:

— Отчего нет? Меня тут знают. У соседа машина есть. Он остался жив. Видел его перед твоим приходом. Собирал с женой и детьми шмотки, как раз завтра решил свалить в Грозный, подальше от поселка. С ними и уеду. А ксива у меня, сам знаешь, надежная.

— Человек Халифа, адрес назову позже, должен обеспечить показ кассеты по телевидению уже завтра! Но я еще проинструктирую тебя! А сейчас дай пожрать! Проголодался, в желудке ноет!

Али спросил:

— Как насчет анаши после еды?

— А ее аромат на поверхность вентиляция не вытянет? Как раз под нос неверным?

— Я об этом не подумал!

— А следовало бы, перед тем как что-то говорить. Обойдемся без дури. У нас еще будет время расслабиться.

— Ты прав, Теймураз. Интересно, нашим людям и бойцам Черкеса удалось уйти?

— Какая разница, Али? Главное, мы выполнили миссию, и нас ждет солидное вознаграждение! А это шикарные номера, сытная пища, отборная анаша и женщины на любой вкус. Много женщин.

Али оскалился в хищной ухмылке:

— И слава, Теймураз! Теперь о тебе заговорит весь мир!

Костолом притворно равнодушно махнул рукой, хотя слова помощника были приятны ему:

— Пусть говорит! И знает Теймураза! Но ты забыл о пище! Я голоден и устал, как собака!

— Минуту, босс, управимся с Саидом, Быцо все подаст.

Помощник главаря скрылся в кладовке.

Теймураз прилег на кошму, опершись о подушку.

Дело сделано. И не важно, какой ценой! Он совершенно не против, если русские накроют всю уцелевшую банду. Теперь весь гонорар за «Лавину» получит он, Костолом, Али не в счет. Его ждет участь оператора, но позже, за границей.

На базу в следующее воскресенье должен подойти Тайпан — Рамазан Татилов со своим отрядом. Теймураз передаст ему базу под охрану и уйдет в Грузию. После отдыха вербовка наемников и возвращение в Чечню. Для проведения последней здесь операции. Скорей всего, в самом Грозном. Ну а потом он, Теймураз-Костолом, исчезнет. Исчезнет навсегда. Чтобы объявиться в тихом местечке, доживать свой век в покое и достатке.

Глава восьмая

Вернувшись в Семениху и поставив машину под навес у администрации, Николай пошел домой, где его, кроме родителей, ждала Клавдия Григорьевна Стукачева. И только при виде ее лейтенант вспомнил об арестанте. Стукачева тут же набросилась на участкового:

— Ты че ж делаешь, ирод? Али думаешь, коль властью наделен, то можешь вытворять что хочешь? Почему Митька сутки в холодной камере сидит? Без еды, воды. Даже без ведра, чтоб нужду справить? Ну-ка покажи мне закон, где прописано так обращаться с арестованными? Посадил сына за решетку, а сам укатил из деревни. А ему че, подохнуть в камере твоей вонючей?

Николай постарался успокоить односельчанку:

— Погодь, теть Клав, сейчас все решим! Ты руками не маши, присядь к столу.

Но Стукачева еще больше распалилась:

— Успокойся? Присядь? А сын родной пусть в клетке гниет? Да я на тебя, аспида, такую бумагу накатаю, что никакая Звезда Героя не поможет!

Горшков помрачнел:

— Ты, тетка, Звезду мою не тронь! Не тобой дана! А будешь орать, так пойдет твой Митяй в зону как миленький! И никакой адвокат ему не поможет! Это я ему быстро организую. А то разоралась тут! Ну и поила бы своего телка самогоном вместе со снохой, чтобы он за ружье не хватался, не палил по деревне. Сами бы и разбирались в своем гадючнике. Но ты прибежала ко мне — помоги, Коля, Митяй вразнос пошел! Надо было не брать его, а пулей остановить. На что я имел полное право!

Клавдия всплеснула руками:

— Да что ты такое говоришь?

— А то! И ты должна не орать, а благодарить меня за то, что проявил снисходительность. Другой на моем месте подставляться под дробь не стал бы. Стрельнул пару раз, и отнесли бы твоего сынка на погост! Разоралась!

Николай повернулся к родителям:

— А вы чего ее привечаете? Подругу нашли? Она самогон детишкам своим великовозрастным тяпает, жрет вместе с ними, по тыкве получает и в милицию за помощью. А как хмель-то слетит, эту самую милицию и поносит!

Иван Степанович виновато кашлянул:

— Да вроде не по-людски домой соседей не пускать. Тем более с бедой.

— Это с какой такой бедой, отец? Митяй сутки в камере просидел — это беда? Беда случилась бы, если б я его туда не засунул вчера! Вот тогда была бы беда, пальни он в людей!

Стукачева поняла, что переборщила, и пошла на попятную, мгновенно сменив тон:

— Николай Иванович! Прости дуру старую. Говорила не думавши! Все Тонька, невестка, виновата. Это она меня сюда направила. Подзадоривает: сидишь, мол, клюшка старая, а сын в застенках мучается. Другая бы давно за дите стенкой встала, ты ж ни гугу! А Митяй голодный, кто ж его накормит, раз участок закрыт. И еще: мол, Колян-мент специально Митька закрыл, так как сам глаз на нее, Тоньку, положил. Я и взвилась!

Николай чуть не поперхнулся дымом только что прикуренной сигареты: