Наша машина стремительно удалялась от места аварии, собаки остались там. Гнаться за нами смысла уже не было, теперь голодными не останутся. Не зря сожгли калории в погоне.
Пиджаки перезаряжались, убирали оружие, рассаживались по местам. Лица были мрачными — за потерю товара, небось, квартальной премии лишат. Скорость снизили с безумной до просто дурной, под ногами перекатывались гильзы, ревел мотор, пыль садилась на мокрые от нервного пота лица, превращая их в серые маски. Вскоре кортеж замедлил ход, приближаясь к какой-то индустриальной застройке. Машины выстроились перед воротами большого ангара. Из лимузина спрыгнул плюгавый человечек в кургузом, увешанном блестящими фенечками пиджачишке, добежал до задней стены и приник к ней, раскинув руки жестом распятого. На стене постепенно проступила угольная текучая тьма, а проводник потрусил обратно и с трудом вскарабкался в высокий кузов хозяйской кареты. Ценит его Сева, с собой возит… Может, меня ему в качестве оператора продали? Хотя какой я оператор без планшета?
На той стороне оказалось неожиданно сумрачно и прохладно, жёлтая листва и мелкий дождик. Осень. Машины выкатились из длинного, облитого внутри серым пластиком помещения на улицу. Перед нами стояли три больших здания — одинаковые облизанные параллелепипеды без окон. Перед ними были тщательно выметенные от палой листвы дорожки, а между ними — какие-то кустарные заборы из криво сваренного ржавого железа.
Повинуясь неагрессивным, но настойчивым жестам попутчиков, я вылез из машины. Из пыльного лимузина торжественно спускался по приставной, как аэропортовский трап, лестнице Сева. Он огляделся, кивнул и поманил меня рукой.
— Пойдём!
Мы направились к ближнему зданию, где при нашем приближении открылась, выдвинувшись вперед и отъехав в сторону, совершенно незаметная до этого дверь. Внутри оказался довольно странный интерьер — как будто производственный цех какого-нибудь химзавода выпотрошили, выбросив большую часть оборудования, а оставшееся не без фантазии превратили в предметы дизайнерского интерьера. Торчащие из покрытого пластиком пола фланцы труб стали удобными креслами и столами, разрезанные металлические цилиндры каких-то вертикальных ёмкостей оформились в шкафы и застеклённый бар с разноцветными бутылками, горизонтальные цистерны из нержавейки разрезали вдоль и заложили подушками, сделав удобные диваны, на кронштейнах и стеллажах разместились телеэкраны и динамики аудиосистем, сейчас выключенные. Обстановка напоминала молодёжный столичный клуб. Не то, что ожидаешь увидеть в логове рабовладельцев.
— Нравится? — спросил меня Сева.
— Э… неожиданно, — признался я.
— У нас бывает много талантливых людей, да… — покивал он головой. — Придумывают всякое…
Мы прошли через пустующее сейчас помещение клуба и оказались в отдельном пространстве. Центральный коридор и выходящие в него двери — как в недорогой гостинице на десяток номеров. Интерьер скучноватый — серый невзрачный пластик на полу, стенах и потолке, выделяется только узкая лента потолочного светильника. Сева нажал кустарно вделанную, явно выпадающую из общего стиля кнопку рядом с крайней дверью, та выехала вперёд из стены и с жужжанием электропривода отошла вбок. Внутри оказалась жилая комната в том же сером стиле, с самодельным деревянным столом посередине и парой обычных офисных стульев возле него. В одной стене была ниша с серой кроватью, в другой — стеклянная полукруглая загородка, в которой стоял унитаз. Серый.
— Побудь пока здесь, — сказал Сева. — Поесть тебе принесут. Все вопросы потом!
Я прилёг на серую кровать и уставился в серый потолок. Постепенно задремал, сказались сбитые переходами биоритмы, и проснулся от того, что зажужжал электропривод двери. В комнату вошла, пятясь задом, девушка. Зад был неплохой, хотя у Ольги лучше. Необычный способ передвижения объяснился просто — она катила за собой тележку с едой. Обычную такую ресторанную тележку на колёсиках, на которой стояли тарелки и большая фарфоровая супница.
Развернувшись, девушка обнаружила кружевной белый передник, оттопыривающую платье внушительную грудь и симпатичное, но удивительно глупое лицо с кукольными большими глазами и курносым носиком-кнопкой. Она подкатила тележку к длинному центральному столу — я обратил внимание, что он сделан путём накрытия самодельной столешницей какого-то хайтек-ложемента, — поставила на него глубокую тарелку и поварёшкой на длинной ручке наплескала туда суп. Суп пах неплохо — грибами и мясом. Рядом с тарелкой она выставила плетёную корзиночку с нарезанным хлебом.
— Привет, как тебя зовут? — спросил я.
Девушка посмотрела на меня пустыми глазами, улыбнулась, присела в книксене, но ничего не сказала.
Я не настаивал — может, она по-русски не понимает. Барышня отодвинула стул, сделала приглашающий жест и встала рядом, явно не собираясь уходить, пока я не поем. Может, она за посуду материально ответственная?