– Ты прикасался к ней, как любовник, и ей было хорошо с тобой! А за несколько часов до этого она чуть не трахнула меня на смотровой площадке в парке! И что мне обо всём этом думать, по-твоему?
– Что тебе думать, маленький коп? – Йен глотнул воды и со скукой взглянул на собеседника. – Например, вспомнить о том, что в двенадцатом веке, перед тем, как сжечь, её долго пытали и раздробили ноги. Когда она собрала нас, в первую же ночь всё зажило, но эти разбитые кости иногда до сих пор беспокоят. А я помогаю унять боль.
– Так. Ладно. Хорошо. Прости, я погорячился, и… – Тед смутился.
– Ничего. Это нормально. Все смертные зациклены на обладании.
– Да, наверное, ты прав. Где она была вечером?
– Не знаю, – пожал плечами Йен.
Тед помолчал, думая о предстоящей разлуке с женщиной, неизбежном расставании.
– Ты думаешь, я не смогу проснуться после смерти? – спросил он. – Но ведь она же выбрала меня? Что-то привело к вам тогда…
– Не знаю. Мы часто говорим об этом. У Андрея есть теория, что Живущих Давно намного больше. Тех, кто проснулся, но они не помнят о своей прошлой жизни, не ощущают дара, не умеют им воспользоваться. Она согласна с ним. И, да, она продолжает искать. Но боится. Не хочет снова ошибиться и выпустить в наш мир ещё одно такое возлюбленное создание, как твой новый безумный однорукий приятель!
– Понимаю, что у него со всеми вами довольно сложные отношения, но, кажется, к тебе есть особый счёт. И я склонен согласиться с ним, что твоя старинная клятва ей – большое мошенничество! – прищурился Тед.
– Я сам отдал ей свою свободу. Моё слово связывает только меня. Почему ты считаешь, что я смошенничал? – он чуть склонил голову набок.
– Потому что, на самом деле, когда ты поклялся служить ей, ты всех обманул! Даже собственных братьев! Тебе же достаётся больше всего её времени за твою собачью, якобы, преданность! – Воскликнул Рэдмаунт, не став экономить на проницательности. – Каждый из вас играет только за себя, и никто не заботится о ней!
Йен сел, откинувшись на спинку стула. Только подрагивающая жилка на шее и отличала его от мраморной статуи. Он вздохнул и заговорил:
– Ты не имеешь права упрекать меня хоть в чём-то. Ты в своей жалкой жизни ничего и ни для кого не сделал из любви, и понятия не имеешь, о чём говоришь.
– Тогда объясни! Расскажи, какой ты несчастный! – Тед уселся напротив О’Лири.
Тот посмотрел на детектива, будто на огромного слизняка. Рэдмаунт смущённо откашлялся.
– Извини, я не то хотел сказать, не хотел тебя обидеть, в общем…
– Тогда я отправил письмо для Реми Оноре, а ответ получил от неё. Узнал, что Елена осталась в Саффолке, а Де Ла Рю перебрался в Лондон. Мы обменялись новостями, и я приехал навестить её. Им было и хорошо вместе, и невыносимо одновременно, часто ссорились, изводили друг друга. Она захотела уехать со мной, Охотник устроил скандал, запретил появляться у них. Один раз вернул её уже с дороги, пытался держать под замком. Наивный. Тогда она попросила о помощи, придумала, как вырваться из этого брака… Чтобы не устраивать бедствий для людей, обойтись без разрушений. Она всегда жалела смертных.
Он глотнул воды и посмотрел на светлеющее небо над городом. Память явно тяготила его.
– Весь расчёт был на то, что она проснётся в том же склепе, где её оставят, такое бывало раньше…
От взгляда серо-голубых глаз Тед вздрогнул, как будто по его спине пробежало что-то холодное и колючее.
– Ты убил её? – догадался детектив.
Йен перевёл дыхание и спокойно продолжил, глядя сквозь Теда куда-то в прошлое.
– У нас не было другого выхода. Не было времени искать яд. Муж собирался увезти её. Мечтал спрятать от всех. Елена не хотела, чтобы мы дрались, боялась, что Охотник убьёт меня на дуэли, и она опять останется с ним одна. Она намеревалась избавиться от Вольмера. Хотя бы на время.
– Она хотела подставить его?
– Да. Всё рассчитала, отпустила прислугу на вечер. Но случайность задержала его в пути, Охотник получил алиби. Служанки свидетельствовали, что обнаружили хозяйку мёртвой до возвращения её супруга в город. Под суд он всё-таки отправился, и на заседании…
– Подожди! Так ты убил её?! – перебил его Тед. О’Лири поморщился как от боли, но не удостоил собеседника взглядом.
– Я поклялся служить, и не мог отказать.
Он закрыл глаза, и под опущенными веками замелькали воспоминания, обжигая и мучая.
Зелёное платье, залитое горячей кровью. Он ощущал её боль, и плакал, сжимая женщину в объятиях. Когда сердце остановилось, и она перестала дышать, опустил на пол, оставив на виду охотничий нож, как было велено. Он ушёл через сад. И хотя луна едва светила между туч, он знал, чувствовал, как его страдание, гнев и ярость оковывают цветущие кусты льдом, как замерзает во дворе колодец, и покрываются морозными узорами окна, мимо которых он проходит.
– Господи! И что было дальше?