Те, Кто Живут Давно. Рэдмаунт и Охотник

Вот уже почти четыре месяца они наслаждались друг другом, не обращая внимания на слухи и пересуды. Его жизнь снова была полна красок, обрела вкус и запах! Ни с одной женщиной он не испытывал такого восторга. Полдня они разговаривали, полдня занимались любовью, это было восхитительно! Елена таяла и млела от пряного аромата масла бергамота, которым пахли его кожа и волосы. Она беззастенчиво ласкала его всего, целовала искалеченную руку, чувствуя губами под старыми шрамами края отрубленных костей. В один из вечеров, остывая от страсти в его объятиях, задрёмывая, она спросила:

– Ты до сих пор злишься, что потерял руку?

– Не знаю. Наверное, милая.

– Но ведь эти люди хотели тебе помочь, надеялись тебя спасти.

– Нет, милая, так им было удобнее срезать два перстня с разбитых костей.

– Генрих!

– Шшш. Отдыхай, милая, – он нежно гладил её по голове, перебирая тонкие мягкие волосы.

Его ледяные синие глаза не улыбались. Он-то теперь помнил, как той ночью, движимый звериной яростью, неясным гневом, вернулся в рыбацкую деревушку, пришёл как настоящий призрак. И перерезал двенадцать сонных человек.

Глава 8.

Начало семнадцатого века, Бранденбургско-Прусское государство…

Миновала зима, и первое весеннее тепло уже подсушило и согрело землю. По дороге к реке подъехала небольшая лёгкая карета, украшенная графским вензелем, остановилась далеко, уж очень была разбита тропа. Арман Эмер вышел из экипажа и с удовольствием потянулся, с хрустом расправив плечи. С его-то ростом столько времени провести в дороге, согнувшись в этой коробке, ужасно!

Было так жаль новых сапог, но пришлось пройти по грязи. Он придерживал полы плаща, прижимал к носу надушенный кружевной платочек, и брезгливо морщился, оглядывая разгром: полуразваленный дом, обломки мебели, изорванные останки гниющей дичи, осколки посуды. Следы недавнего костра. Мерзкий падальщик! Значит, он зимовал тут один, в этих руинах! Ужасно! Было тихо, лишь шумела вода, да со свистом шелестела старая пожелтевшая осока на берегу. И жуткие следы повсюду.

Арман не увидел и не услышал, но почувствовал зверя рядом, глубоко вздохнул и закрыл глаза. «Покажись!» – приказал он мысленно, и посередине серой реки мелькнула чешуя длинной спины с гребнем, плеснул по воде сильный хвост. Эмер поднял из кустов почти целый стул, уселся у покосившегося крыльца и, поджав губы, смотрел, как из воды медленно выходит огромный ящер. Когтистые лапы под весом балансирующего тела погружались во влажную глину, раздвоенный язык мелькнул между челюстей, едва показав частый ряд крупных зубов. Они были напротив и слышали друг друга:

«– Ты отвратителен, животное!

– А ты похож на фарфоровую куклу в этих глупых тряпках!

– Довольно любезностей, Марко! Где Елена? Почему ты тут всё сломал?

– Это она всё разнесла, ещё осенью. Я виноват, разозлил её и обидел. Она ушла к нему.

– Он вспомнил?

– Не знаю, я там не был. Я тоскую. Я боюсь, он может причинить ей вред.

– Почему?

– Я так чувствую.

– Я отправляюсь в замок, ты пойдёшь со мной человеком?

– Да, я должен помочь…»

Арман с тревогой ожидал приёма. Марко тоже волновался, но старался держать себя в руках. Их проводили в кабинет барона, тот сидел за столом, украшенным инкрустацией из перламутра, и заваленным бумагами, картами. С краю лежали два мушкета и кинжал.

Елена была тут же, сидела в кресле у окна и вышивала. Она обрадовалась друзьям. Андретти со вздохом подумал, как ей идёт новое платье, ожерелье из матовых зелёных самоцветов, и как изящно заколоты мягко заплетённые косы.