Те слова, что мы не сказали друг другу

— Ради бога, замолчи! — испуганно взмолилась Джулия. — Сегодня пятница, мы вместе совершили это путешествие. Четыре дня назад мы покинули Нью-Йорк, чтобы найти Томаса, ты помнишь? И все из-за того дурацкого рисунка, который я увидела на набережной Монреаля. Ты мне его подарил, а потом решил поехать сюда, неужели ты забыл? Ты просто утомился, тебе нужно экономить свои батарейки; я знаю, что это глупо, но ты ведь сам мне так объяснял. Ты хотел говорить со мной обо всем, а вышло так, что мы говорили только обо мне. Ты должен все вспомнить, ведь у нас остается два дня, всего два дня, только для нас с тобой, чтобы мы могли сказать друг другу все, чего не досказали. Я хочу снова научиться всему, что забыла, хочу снова услышать истории, которые ты мне рассказывал. Например, ту историю про летчика, которому пришлось посадить самолет в джунглях на берегах Амазонки, потому что у него кончилось горючее, а потом он заблудился, но ему встретилась выдра, и она показала ему дорогу. Я даже помню цвет ее шкурки — она была голубая, того особого голубого цвета, который только ты один мог описать так ярко, во всем богатстве красок.

И Джулия, поддерживая отца под локоть, довела его до номера.

— Ты плохо выглядишь; ну-ка, ложись и поспи, завтра будешь чувствовать себя бодрее.

Но Энтони отказался ложиться в постель, объявив, что в кресле у окна ему будет гораздо удобней.

— Вот видишь, — сказал он, садясь, — странная штука эта любовь: ясно понимаешь, что лучше отказаться от нее из боязни страданий, из боязни быть брошенным в один прекрасный день. Однако же мы любим жизнь, хотя знаем, что и она однажды нас покинет.

— Перестань, не говори так…

— А ты перестань строить планы на будущее, Джулия. Не стоит «склеивать разбитые горшки» — нужно просто жить, жить настоящим, хотя оно никогда не бывает таким, каким мы его задумывали. Одно могу тебе сказать: жизнь пролетает с ужасающей быстротой. И потому нечего сидеть тут, со мной, в этом номере, — уходи, спеши туда, по дороге своих воспоминаний! Ты хотела прояснить ситуацию, так не медли. Ты уехала отсюда двадцать лет назад — постарайся же наверстать эти годы, пока еще не поздно. Сегодня вечером Томас находится в том же городе, что и ты, — не важно, видел он тебя или нет. Вы дышите одним воздухом. Ты знаешь, что он здесь, так близко к тебе, как никогда уже не будет. Так иди же на улицу, заглядывай в каждое освещенное окно и слушай, что говорит твое сердце, когда тебе чудится силуэт Томаса за какой-нибудь занавеской; если ты поймешь, что это и вправду он, выкрикни его имя, и он услышит тебя, и выйдет к тебе — или не выйдет, признается в любви — или прогонит с глаз долой, но, по крайней мере, ты будешь точно знать, на каком ты свете.

И Энтони попросил Джулию оставить его одного. Она подошла к отцу, и он сокрушенно произнес, пытаясь улыбнуться:

— Я очень сожалею, что напугал тебя там, в баре, мне не следовало бы…

— Но ты же не притворялся, тебе действительно было плохо.

— Думаешь, я не горевал, когда твоя мать начала терять рассудок? Тебе было плохо без нее, но разве мне было легче? Я прожил рядом с ней целых четыре года, и все это время она даже не помнила, кто я такой. А теперь беги, это твоя последняя ночь в Берлине!

* * *

Джулия спустилась в свой номер и прилегла. Телевизионные программы не представляли никакого интереса, глянцевые журналы, разложенные на низком столике, все были на немецком. Наконец она встала с постели и решила выйти на улицу. К чему сидеть в четырех стенах, если эти последние часы в Берлине можно побродить по городу, подышать мягким вечерним воздухом. Она открыла чемодан в поисках свитера, и ее рука нащупала в глубине, среди вещей, голубой конверт, спрятанный когда-то давно между страницами учебника истории, стоявшего на полке в ее детской комнате. Взглянув на исписанный листок, она сунула письмо в карман.

Перед тем как выйти из отеля, она поднялась на верхний этаж и постучала в дверь номера-люкс, где отдыхал отец.

— Ты что-то забыла? — спросил Энтони, открыв ей.

Джулия не ответила.

— Не знаю, куда ты собралась, лучше не говори мне, только не забудь, что завтра я буду ждать тебя в холле в восемь утра. Я уже заказал машину. Мы непременно должны успеть на этот самолет — тебе нужно доставить меня в Нью-Йорк.

— Как ты думаешь, люди когда-нибудь перестанут страдать от любви? — спросила Джулия, стоя на пороге.

— Если тебе повезет, никогда!

— Ну, значит, настал мой черед просить у тебя прощения — я должна была поделиться этим с тобой раньше. Оно адресовано мне, и я хотела его сохранить для себя одной, но там кое-что касается и тебя тоже.

— О чем ты говоришь?

— О последнем мамином письме. Она протянула отцу конверт и ушла. Энтони проводил Джулию взглядом. Затем посмотрел на конверт, который она ему вручила, и тотчас узнал почерк своей жены; поникнув, он с глубоким вздохом сел в кресло и начал читать.

«Джулия,