Те же и Скунс

Дядя Кемаль поначалу вскипел. До сих пор у него были совсем другие отношения со сменявшими друг друга «курками». Что это за личные встречи в отдельной квартире, какой такой неприкосновенный багаж и о чём ещё этот сын ишака собирается «думать» уже с заказом в зубах?..

Однако на эмоциях далеко не уедешь. Дядя Кемаль предпочёл опираться на твёрдые земные реалии, выражавшиеся в зелёных дензнаках, и дал по всем пунктам согласие. Лида баерсэ[21] — может, он, этот Скунс, и окажется совершенно дутой фигурой. Но вдруг он правда так хорош, как о нём говорят?.. Для хорошего человека чего ведь не сделаешь…

Мелодичная трель дверного звонка прервала его размышления. Невольно вздрогнув, Кемаль Губаевич поднялся и поспешил в прихожую, но на полпути вспомнил, что должен держать в руке янтарные чётки. Пришлось вернуться за ними и только после этого открывать дверь.

Этаж был последний. Лестница здесь кончалась небольшой площадкой с перилами, а наверху темнел квадрат чердачного люка. Дядя Кемаль приоткрыл дверь и увидел на площадке мужчину в спортивном костюме. Мужчина сидел на корточках и цепью пристёгивал к перилам жёлтый гоночный велосипед.

— Исянмесез,[22] Кемаль Губаевич, — поздоровался он доброжелательно. Дядя Кемаль не был уверен, посмотрел ли он на чётки, зажатые в его левой руке.

— Исянмесез… — помедлив от неожиданности, отозвался дядя Кемаль. — Проходи, дорогой…

Квартира была оформлена в «исламском» духе, который Кемаль Губаевич начал усиленно культивировать лет пять назад: никакой мебели, одни ковры на полу. Помимо приятного ощущения национальных корней, неплохо способствовало общению с посетителями, обычно не знавшими, как себя вести в такой обстановке. Дяде Кемалю нравился имидж таинственного мусульманина которому непонятно как угодить, зато в случае промашки будет известно что — секир-башка.

Он сразу понял, что с незнакомцем номер у него не пройдёт. Переступив порог, поздний гость (Скунсом дядя Кемаль даже про себя назвать его не решался) сразу сбросил кроссовки и в одних носках ступил на ковёр:

— Показывайте, абый.[23]

Дядя Кемаль провёл его в комнату, где стоял Скунсов багаж. Про этот ничем не примечательный продолговатый сундук, окантованный для прочности металлическим уголком, легенд ходило не меньше, чем про самого киллера. Что следовало считать правдой, что — вымыслом, никакой ясности не было. Дядя Кемаль твердо знал одно: несанкционированное исследование содержимого сундука было самоубийством. Проверенный факт.

Ночной гость не стал извлекать из кармана таинственные приборы или проверять целость приклеенных волосков. Он просто кивнул:

— Чайком попоишь, дядя Кемаль?

Пока закипал чай, велосипедист уединился в комнате с сундуком, и Кемаль Губаевич краем уха услышал оттуда попискивание маленького компьютера. Он не решился войти, только окликнул из-за двери, когда чай был готов.

Гость нисколько не удивился салфетке, расстеленной всё на том же ковре, и поджал ноги с таким видом, словно всю жизнь только на полу и сидел. Невысокий, давно не мытые патлы собраны сзади в хвостик, реденькая бородка, карие глаза за дымчатыми стёклами очков… Дядя Кемаль никак не мог решить для себя, сколько же ему лет. Когда улыбался, Скунсов посланник (или всё-таки сам? Один шайтан разберёт…) казался совсем молодым парнем. Когда он вытянул из конверта фотографию Сергея Петрухина и внимательно посмотрел на неё, дядя Кемаль пришёл к выводу, что ему как минимум пятьдесят. К его лёгкому изумлению, никакого разговора про время на размышления не возникло.

— Угу, — только и буркнул длинноволосый, один раз прочитав пояснительную записку и вместе с карточкой возвращая её дяде Кемалю. Тот успел твердо решить, что сидевший перед ним человек имеет к Скунсу хорошо если косвенное отношение, но велосипедист поднял голову: — Теперь о заказчике…

К этому вопросу дядя Кемаль был вполне готов. Пётр Фёдорович хотел, чтобы точку в биографии Петрухина поставил именно Скунс, и странноватые методы киллера старика ничуть не смущали. «Напугал ежа голой задницей! — сказал он Кемалю Губаевичу. — Я что, ещё не всеми страхами пуганный, cheri?»

— Француз, — ответил дядя Кемаль и в который раз попрекнул себя: ну а я-то с чего так трясусь?.. В памяти упрямо всплывали обрывки жутких историй про несчастных недоумков, пробовавших обманывать Скунса. Нет, правда, с чего?.. Я-то ведь его не обманываю?.. Насколько далеко тянулась цепочка посредников и на каком месте в ней стояли дядя Кемаль и его ночной посетитель, оставалось по-прежнему неизвестным. Гость мирно допивал чай и близоруко щурился, протирая очки. И любой из телохранителей дяди Кемаля, которых тот предпочитал называть нукерами, играючи стёр бы его в порошок. Уж это наверняка.

Потом приезжий распрощался, отстегнул от перил свой велосипед и вприпрыжку удалился по лестнице, неся его на плече. Дядя Кемаль видел в окошко, как он сел в седло и уверенно закрутил педали, держа курс куда-то в сторону парков.

Свинью подложили…