Меньшов не сделал ни того, ни другого. Он ласково улыбнулся Виталию, продолжая идти. Как у всех редко улыбающихся людей, было видно, что лицу в таком положении непривычно и неудобно. Базылев давно уже ни черта не боялся. Он и тут осознанного страха не испытал. Он просто шагнул в сторону и распахнул перед Антоном Андреевичем тонированную стеклянную дверь. Как он позже откровенно объяснил другу Мишке, чувство было такое, что в ином случае «гнойный пидор» пройдёт его, блин, насквозь. Да кабы не вместе с дверьми.
Уже в коридоре Шлыгин выразил надежду на позитивный результат меньшовских размышлений. А заодно посетовал, насколько трудно честным бизнесменам, таким, как они с Антоном Андреевичем, противостоять натиску криминала.
— Чуть что не по ним, такое над людьми учиняют! А с семьями до чего дикие случаи происходят…
— И не говорите, Михаил Иванович, совершенно дикие случаи, — согласился Меньшов. И вдруг чуть ли не впервые за всё время переговоров прямо посмотрел Шлыгину в глаза: — То взорвут, то застрелят, прямо телевизор хоть не включай.
— «А может, бросить всё да и уехать в Урюпинск», — вспомнив древний анекдот, засмеялся Шлыгин. Меньшов, стало быть, расслышал угрозу. И не стал играть в непонятки. Поднял брошенную перчатку. Да и запулил, откуда прилетела…
Михаил и Виталий, гостеприимные хозяева, проводили Меньшова до гаража. Шлыгин уже готовился распрощаться, однако в двух шагах от своего «БМВ» Антон Андреевич внезапно остановился и глубоко засунул руки в карманы.
— Ребята, — сказал он укоризненно. И опять улыбнулся: — Убрали бы вы сперва ту штуковину, которую мне на бензобак прицепили, а?..
Делать нечего, Виталий подозвал механика, наорал на него за «самодеятельность» и велел всё убрать. Меньшов равнодушно наблюдал за происходившим, по-прежнему держа руки в карманах. Потом серебристый красавец заворчал и завёлся сам собой, словно обрадовавшись хозяину. Выхлоп ударил прямо в физиономию механику, вылезавшему из-под колёс, — тот испуганно отскочил. Было слышно, как внутри, освобождая дверцу водителя, щёлкнул замок. Меньшов сел в машину, попрощался и вырулил на Варшавскую.
Бизнесмен и бандит молча вернулись в кабинет.
— Ну и что? — сказала Инесса, ожидавшая их за столом. — Получили по носу? А ведь говорила я вам, чем это кончится. Говорила?
— Ну не понимает человек, когда с ним хотят по-хорошему разобраться, — проворчал Михаил.
— Круто-о-ой, — вздохнула Инесса. — Эх вы, мужики!
— Крутые только горы, мать их, бывают, — усмехнулся Виталий. — Да и то, едрёна-матрёна, альпинисты уже всюду, блин, зашмандячились…
На живца
Наташа неумело прижимала локтем тяжёлую почтальонскую сумку, и колени у неё были ватные. Со скрипом отворилась тяжёлая дверь, и после залитого солнцем двора внутренность очередного подъезда показалась ей тёмной разбойничьей пещерой…
Подъездов она инстинктивно боялась всю свою жизнь. Сначала — без особых на то оснований. Веские причины бояться появились после пятого класса, когда на неё в собственном парадном напал взрослый мужчина. Намерения у подонка были вполне однозначные, но безропотной жертвы из Наташи не получилось. Маленькая девочка не сразу сообразила, что происходит, но когда сообразила — принялась яростно отбиваться. Она смутно помнила, что кричала при этом не «мама» и не «дядя, пустите», а разные другие слова, нечаянно услышанные возле винных ларьков. Финал ужасной сцены был анекдотичен. Насильник, деморализованный неожиданным отпором… позорно бежал. Наташа же поднялась к себе и только там, в квартирной безопасности, расплакалась от пережитого испуга.
С тех пор, возвращаясь домой, она обычно звонила из ближайшего автомата, и мама либо Коля спускались за ней на лифте. Когда же всё-таки приходилось «форсировать» свой либо чужой подъезд в одиночку, она всякий раз чувствовала себя как солдат, вступающий на минное поле.
И вот теперь она сама шла навстречу своему страху. Более того: намеренно привлекала его к себе. «Я, конечно, постараюсь успеть, — зевая и лениво разглядывая ногти, сказала ей Катя. — Но, сама понимаешь, стопроцентную безопасность гарантировать не могу. Так что смотри…» Куда, собственно, Наташа должна была смотреть и чего от неё ждали в боевой ситуации, осталось неясным. Может, Катя имела в виду, что ей следовало бы учиться приёмам упорнее и успешнее, чем у неё до сих пор получалось?.. Увы, в этом плане Наташа уяснила одно: чтобы лихо, как Синтия Ротрок в кино, расшвыривать здоровенных бандитов, требовалось либо невероятное везение… либо практика в две трети жизни длиной. Сама она с каждым занятием пока что не только не приобретала уверенности, но, наоборот, утрачивала ее. А если «он» сделает ещё так и вот так?.. А если «он» знает всё то же, что и она, только ещё лучше?.. «Вот именно, — сказала ей Катя, пока добирались сюда. — Ну то есть я, конечно, очень постараюсь успеть…»