Те же и Скунс

Время растянулось, как в замедленной киносъёмке. Старик чеченец приближался, он занёс правую ногу для очередного шага, когда его поразила пуля. Одиночная. Он, казалось, не понял, что случилось. Коврик вывалился у него из рук и, раскатившись, упал тут же, являя миру узор, выполненный руками мастерицы. Старик как-то неуклюже отшатнулся, ещё некоторое время постоял на ногах, даже попытался было произнести имя Аллаха, но потом раскинул руки и уже замертво начал медленно заваливаться навзничь…

Из-за стены послышались шаги охранника: автомат, хоть и с глушителем, но звук издаёт, потом палка, тело… Судя по неторопливым шагам, боевик не особенно насторожился, просто любопытствовал. Вот распахнулась калитка, и он сразу получил в горло нож от Володьки Юровского. Один за другим они перескочили через распластанного охранника, за ними бросился и Женя. Родион неторопливо затащил оба трупа внутрь и прикрыл калитку…

Когда они уходили, ведя с собой спасённого журналиста, в ауле царила абсолютная тишина, такая же, как и до начала операции. Всё дело заняло минут десять, а то и меньше. Уже на околице (или что там, у этих чеченов?) возле сторожевой башни Родион спокойно сказал:

— Всё. Теперь домой. В темпе.

Скоро их недавний знакомец уже давал интервью на родном Первом канале, как раз в тот день, когда прошёл слух о гибели Ахьяда Мусалиева. Зуйчата в полном составе смотрели ящик в Ханкале, на своей базе.

Журналист всему миру поведал правду о Чечне. Он рассказывал об обыкновенных горцах, которым давно надоела война, тепло вспоминал старика-хозяина, в доме которого его держали, отмечал его вежливость и внимание. «Иногда мне казалось, я гость, а не заложник… Это было настоящее кавказское гостеприимство. К сожалению, потом я узнал, что боевики жестоко отомстили Махмуду Асланбековичу за мой побег…»

— Кабы не Валерка, — пробурчал дядя Зуй, — долго бы еще Ахьяд от нас бегал.

— Что?.. — повернулся Женя Крылов.

У него перед глазами нескончаемо прокручивалась одна и та же коротенькая пленка: старик в высокой папахе роняет коврик и медленно падает навзничь, а коврик как по волшебству раскатывается у его ног: «Вставай, дед Махмуд, на молитву пора…»