Театр

Как всегда, Адалин не могла определить, насколько он контролирует себя. Он был бы настоящим сокровищем для ее драмы – сочная игра, броская внешность и обязательность, так несвойственная творческим профессиям. Если бы не приступы бешенства. Три месяца назад он умудрился разнести в щепки их рабочее помещение, так что премьеру пришлось отложить на начало июля, когда ночи еще совсем короткие. И это не говоря уж о финансовых затратах. Впрочем, может, как раз внутренний огонь так разжигал его игру.

– Тебя здесь явно больше послушают, – безразлично откликнулась Адалин.

Саймон закатил глаза и начал что-то отвечать, но вдруг рассредоточенный взгляд Адалин уловил в толпе болезненно знакомую фигуру, и она невольно подалась вперед. Невысокая женщина с рыжими косами и запавшими глазами виднелась в хаосе кровососов. Перекинувшись парой слов с беспечной Дэйзи, она бросила резкий взгляд в сторону Адалин, развернулась и направилась к выходу.

– Прости, – Адалин оборвала Саймона, вскакивая на ноги. Оставив приятеля в недоумении, она припустила вслед за сиром.

– Вы?.. Вы придете на премьеру?.. – выдохнула она, нагнав Сару Хельтон в холле первого этажа и довольно неучтиво схватив за локоть.

Вокруг сновали работники музея, незначительные и чужие, их голоса напоминали жужжание улья. Сара смотрела мимо Адалин на них – обращала больше внимания на смертных, чем на собственное дитя. Адалин неловко отпустила ее руку и наконец удостоилась холодного взгляда.

– Смысл мне приходить, Адалин? Вот смысл?

– Но…

– Я прекрасно знаю пределы твоего воображения.

Адалин невольно поджала губы.

Восемнадцать лет назад эта женщина буквально фонтанировала обожанием по поводу ее неопубликованных романов и сценариев. «Я понимаю тебя, – говорила она. – Я понимаю, что ты хочешь сказать этим. Я чувствую так же, как ты».

Так что, черт возьми, изменилось? Почему в последние годы понимание и дружба сменились этим холодным презрением, которое Сара к тому же не стесняется проявлять перед всем сообществом? Что за радость показывать всем и каждому, что твое дитя – бездарное ничтожество…