Но вот он остановился, резко вскинул руку и хлопнул себя по лбу. Этот жест словно разрушил чары, благодаря которым свет, казалось, обтекал его тело, и если бы Теола могла одновременно находиться в двух местах, она увидела бы ещё одно удивительное превращение из «призрака»: посреди коридора стоял молодой смеющийся алай, несколько раздосадованный собственной оплошностью.
От звонкого шлепка, на глаза ему упали тёмно-золотые пряди, всего за мгновение до этого казавшиеся не менее чёрными, чем окружающий мрак. Анар ан Сай недовольно уставился на свои ноги: он в очередной раз поймал себя на том, что не идёт, а крадётся, словно он действительно пришёл сюда воровать. Хорошо ещё, что сам поймал: вот увидел бы его кто-нибудь другой в таком виде - вопросов не оберёшься! Но старые привычки, приобретённые за долгие годы жизни в Руале, этом царстве интриг и предательства, не желали отпускать: за каждой колонной, в каждой нише или густой тени мерещился враг. А даже если и не мерещился - тело алая действовало уже само по себе, причём подчас в самых неподходящих местах и ситуациях...
Вот и сейчас Анару почудился звук чьего-то дыхания, он оглянулся - это вполне мог быть патриарх Селорн, которого он здесь и поджидал, - но никого не увидел. Во Дворце Аласаис он чувствовал себя не слишком уверенно, что было в общем-то неудивительно (когда тебе всю твою жизнь изо дня в день твердят: «Ты - презренный богохульник, позор своей семьи и народа, и богиня до сих пор не прикончила тебя исключительно из брезгливости», - в её доме волей-неволей будешь чувствовать себя несколько... некомфортно). Даже если одно из её воплощений не далее чем четыре дня назад целых полчаса самозабвенно чесало тебя за ушами, на загривке и у правой передней лапы.
Конечно, Тень богини ещё не сама богиня. Но даже просто взглянув на любое из её изваяний, стоящих буквально в каждом уголке дворца, можно было понять, насколько отличается настоящая Аласаис от той всемогущей и жестокой владычицы алаев, какой её представляли в Руале. Словно влекомый желанием ещё раз убедиться в этом, Анар прошёл пару шагов и остановился в простенке между окнами, где прямо из деревянной панели вырастала маленькая статуя Аласаис. Лицо крошечной богини (как и всё в её дворце) дышало истинно кошачьим, нежным, чуть лукавым очарованием.
«Сестрица» этой статуи выныривала из стены как раз напротив портрета матери Анара, Амиалис - предательницы рода алайского, принесшей свою собственную кошачесть в жертву непомерным амбициям. Изваяние богини повернулось к бывшей царице Руала спиной, брезгливо подобрав рукой хвост и подол платья.
Нет, Хозяйка Бриаэллара никогда не отличалась кротостью. Анар шал немало примеров тому, как быстро и... красиво она умела расправляться со своими врагами, и потому неожиданная терпимость богини к его проклятой матери и затерянной в лесах родине всегда удивляла алая. Ведь сама религия руалцев - то, во что они превратили образ Аласаис, их страх перед ней - была не чем иным, как форменным богохульством!
Анар опустился на пол, привалившись спиной к окну. Он перебирал всё ещё яркие, всё ещё болезненные воспоминания трёхсот с лишним лет своей жизни. Вернее, просто трёхсот: «лишнее» - то, что было до Руала - он забыл благодаря своей матери и так и не смог вспомнить, как ни старались лучшие лекари и маги. Эти воспоминания заставили его вздрогнуть, словно створка окна внезапно растворилась и потоки ледяной воды обрушились ему на спину. Бессильный гнев с примесью страха и отвращения - ничего другого в его прошлом не было.
Анар запрокинул голову и снова посмотрел на мечтательно улыбающуюся Аласаис. Даже скудного света ему хватало, чтобы разглядеть каждую чёрточку её спокойного лица. «Почему же ты терпишь всё это?» - задумчиво прошептал он. Казалось, изваяние расслышало его, чуть заметно пожало плечами, склонило голову набок, а потом пристально посмотрело на Анара, беззвучно отвечая на его вопрос каким-то своим каверзным вопросом. Алаю не пришлось долго копаться в голове в поисках того, о чём могла бы спросить его Аласаис: «А сам-то ты почему отпустил её?». Анар задумался.
После пары минут напряжённого всматривания в стену, поскрёбывания носа и постукивания по клыку алай пришёл к выводу, что в тот момент, когда Амиалис была практически в его руках, ему было уже совершенно наплевать на неё. И на неё, и на своё прошлое. Он был настолько увлечён настоящим и будущим, что месть стала ему просто неинтересна. Но это - ему. А вот почему остальные, а главное, сианай Элеа, только что убившая несколько сотен или даже тысяч «фальшивых» алаев, тоже не пожелала покарать Амиалис - оставалось загадкой. Наверное, опять приходилось списывать всё на кошачью интуицию...