Театр Эль Вагант

Наконец, Феликс с психологом явились в секретарскую. Ольга Павловна тепло попрощалась со всеми и направилась к выходу, Герман пошел провожать ее до машины. Выйдя на улицу, парень спросил:

– Получилось что-нибудь?

– Посмотрим. Хорошо бы, конечно, поработать с его субличностями, но тут уж как ваш директор захочет.

– Субличности это что такое? – заинтересовался Гера.

– Видите ли, психика имеет способность расщепляться и на разных этапах жизни формировать множество наших разнообразных Я – альтернативные личности. У кого-то они конфликтуют, у кого-то находятся в гармонии, но каждая из субличностей способна влиять на человека самым неожиданным образом. Возможно, ключ к решению проблемы хранится где-то там, а может, он намного ближе и Феликс уже держит его в руках. Надеюсь, хоть немного я помогла, – Ольга Павловна улыбнулась, достала из сумочки ключи от машины и нажала на брелок.

– Тоже очень на это надеюсь. Спасибо вам большое.

– Звоните, если понадоблюсь.

Она села в машину, а Гера вернулся в офис. Там уже вовсю шли приготовления к вечернему спектаклю – Феликс гримировал Арину, превращая юное миловидное личико в изможденный лик смерти. Завершив образ черными линзами с париком, Феликс примерил свой плащ. Черная атласная накидка смотрелась крайне странно на деловом сером костюме, но директору было все равно, теперь это понял весь коллектив. Феликс так бы и пошел за руль, не останови его Гера. Плащ убрали в пакет, и коллектив отправился по машинам. В офисе остался только Никанор, в представлении старому оборотню роли не нашлось, о чем он не сильно переживал.

Заканчивался вечерний спектакль, когда к театру «Эль Вагант» подъехали сотрудники агентства «ЭФ». С улицы кабинет главного режиссера не просматривался и, оставив транспорт на ближайшей парковке, они зашли на территорию и направились к деревьям, куда не падал свет фонарей. Однако и с улицы заглянуть в окно не представлялось возможным, оно находилось слишком высоко.

– Вы же продумали план до мелочей, верно? – уточнил Феликс.

– Минутку, сейчас договорюсь, – поспешно ответил Гера.

Парень коснулся древесного ствола, чьи ветки заглядывали прямиком в окно, и в его глазах возникло зеленоватое свечение. Оно разгорелось, набрало пронзительную травянистую яркость, и даже стоявший поодаль Сабуркин почувствовал, как старый тополь отозвался на прикосновение Германа. Боковые ветки зашевелились и стали разворачиваться к зданию театра, и вскоре парень сказал:

– Кабинет пуст, можно заходить.

– Я пошла! – задорно улыбнулась Алевтина.

Подойдя к зданию, она ощупала кирпичную кладку, словно проверяя ее на прочность, затем вдохнула глубоко, будто собиралась погружаться под воду, и шагнула в стену, моментально исчезая из вида.

Спустя пару минут Алевтина Михайловна вернулась с довольно большим зеркалом в золоченой раме. Она поставила его на асфальт, прислоняя к дереву, и сказала, отдуваясь:

– Давай, деточка, твой выход.

Поправив парик, Арина коснулась пальцами стекла, по зеркальной поверхности прошла едва заметная рябь, словно девушка коснулась воды, и в серебряной глубине осталось ее самостоятельное отражение.

– Заношу обратно? – спросила Аля Германа, который так и стоял, держась за дерево.

– Погоди, – ответил парень, – кто-то зашел в кабинет.

– Надеюсь, не заметят, что их немножко обокрали, – усмехнулась женщина.

Как только кабинет снова опустел, Алевтина вернула зеркало на место. Затем пришлось ждать, когда же иссякнет поток посетителей Максима Леонидовича. Наконец, главный режиссер на кого-то наорал, запер дверь изнутри на ключ и уселся за стол с рюмкой коньяка.

– Феликс, твой выход, – скомандовал Гера. – Сабуркину – приготовиться!

– Всегда готов! – отрапортовал Валентин и принялся демонстративно разминать пальцы.

Алевтина вытряхнула из пакета плащ и набросила его на плечи директора.

– Валя, давай, открывай!

Сабуркин вытянул руку в направлении окна, раскрыл ладонь, на лбу его выступил крупные капли пота, на висках обозначились вены, и в оконной раме зашатались, изгибаясь, все металлические части. Окно приоткрылось, чего увлеченный коньяком Максим не заметил, и прямо перед ним в кабинете из ниоткуда возник мужчина в черном плаще. Его благородное бледное лицо обрамляли волосы до плеч, словно растрепавшиеся от дальней дороги, глаза полыхали неистовым багровым пламенем. Взмахнув рукой, он принялся декламировать глубоким баритоном:

– Смерть призываю я – невмоготу

Мне видеть торжество неправой силы,

Достоинство, что ввергли в нищету,

И Веру, что обманом подкосили,

И разодетую до блеска Мразь,

И Глупость, поучающую Знанье,

И Непорочность, втоптанную в грязь,

И музу в лапах палача-Молчанья…