Театр любви

«Как жаль, что письмо не попало к нему в руки», — подумала я и тут же поняла, что все случилось к лучшему. Кириллина наверняка таких глупостей там понаписала!..

— Вот видишь, я тебе все как на духу рассказала. Ты уж не осуждай меня. Я столько лет все в себе носила. Должна же я в конце концов поделиться своей бедой хоть с кем-то живым? Ты не выдашь меня, Ташечка?

«Очень мне нужно… Ей, видите ли, приспичило выговориться, а я оказалась тем самым подходящим объектом, которому можно не только излить свою, но и потерзать его душу. Уверена, она сейчас испытывает наслаждение от сознания того, что причиняет мне боль. И мне ее нисколько не жаль. Нисколько…»

Кажется, я была не совсем искренна с собой.

Кириллина вдруг вспомнила про Верочку.

— Мы с тетей сказки друг другу рассказываем. Для взрослых, — сказала она, обращаясь к роялю. — Взрослые тоже любят слушать сказки.

Девочка даже не пошевелилась.

— Он весь золотушный был, весь в чесотке. Мы с Рудиком заразились от него, ночей не спали — чесались. А он на удивление хорошо спал. Поест и снова спит. Потом начал по дивану ползать. Рудик привез ему из Чехословакии ковер. Помнишь, тот зеленый, с грязно-розовым размытым орнаментом? Валентина разрезала его на дорожки. Ташечка, скажи, разве я была плохой матерью для Саши?

Кириллина была ненормальной матерью — это я хорошо помнила. Она бросалась в слезы, стоило Саше оставить на тарелке кусочек мяса. Она из года в год доставала ему справки об освобождении от физкультуры и трудовой практики. Она чуть ли не на коленях умоляла учителя физики натянуть ему пятерку в аттестат. Она оберегала его от так называемых дурных компаний: этого в дом не води, к тому не ходи, с тем будь осторожен… Саша всегда звонил ей, если задерживался у нас хотя бы на полчаса. Даже тогда, когда мы уже в институте учились. Я всегда брала трубку и подтверждала его слова — таково было желание Варвары Аркадьевны. Она ревновала ко мне Сашу. Еще как ревновала. Я представляю себе, как она должна ненавидеть эту Наталью Филипповну.

— Таша, ты понимаешь, каково мне сейчас? Саша ревнует меня к этой беспомощной полуслепой старухе. Ты сама слышала в прошлый раз, что он городил. А если я открою ему правду, он пустится в загул и вылетит с работы. Знаешь, сколько мест он уже сменил? От переводчика при ВААП, куда мы с таким трудом засунули его после этой проклятой Ерепени, докатился до грузчика на овощной базе. Конечно же, тут и наследственность играет роль.

— Я не верю в наследственные пороки, — возразила я. — В добродетели тоже. За это бывает удобно спрятаться.

Мне хотелось во всем возражать Кириллиной. В былые времена на подобное даже домашние не осмеливались. Правда, я последнее время всем возражаю.

— Ташечка, я обязательно должна познакомить тебя с Натальей Филипповной, — продолжала Кириллина. — Это такое… Нет, ты даже представить себе не можешь, какое это убожество. Между прочим, Саша на нее ни капельки не похож. Ты должна ее увидеть. Пошли, пока она не легла спать.

Эту узкую комнату рядом с кухней я помнила очень хорошо.

Раньше она была оборудована под фотолабораторию. Когда мы учились в девятом классе, Саша увлекся фотографированием. Снимал все подряд, но больше всего меня. Реалистическое отображение мира ему быстро наскучило, и он занялся фотомонтажом. У меня где-то хранится целая кипа его снимков из этой серии. Кажется, в том ящике, который Кит при переезде засунул в дальний угол антресоли. Я туда не могла дотянуться, даже встав на лестницу. Иначе давным-давно выкинула бы весь этот хлам на помойку.

Я не могла представить Наталью Филипповну матерью того Саши, который остался в моей памяти. Позавчерашнего Сашу я не запомнила. Но если бы и запомнила, я не позволила бы теперешнему Саше слиться с Сашей моей юности.

Наталья Филипповна напомнила мне нашу деревенскую хозяйку тетю Зину. Мне даже показалось, будто в комнате пахнет погребом и кислой капустой.

— Это бывшая Сашина невеста, — слышала я хриплый и какой-то ненатуральный голос Варвары Аркадьевны. — Они вместе выросли. Видите, какая она красивая и модная? Прямо картинка.

«Может, Кириллина все выдумала? — соображала я, разглядывая высокую худую старуху в длинной кашемировой юбке. — Саша в этой самой комнате из нескольких обычных фотоснимков такое сооружал… Да, надо будет попросить Кита спустить с антресолей тот ящик».

Наталья Филипповна положила вязанье на подушку и стала с любопытством разглядывать меня сквозь толстые стекла очков. Мне стало не по себе. Я не понимала, какую цель преследовала Кириллина, знакомя меня с этой женщиной.

— Ты, Варвара Аркадьевна, должно быть, крепко невестку не любишь. И все равно не дело бывшую Сашкину подругу привечать. И ты, девушка, зря сюда ходишь — только душу себе травишь.

— Таня — моя бывшая ученица. Я обучала ее игре на рояле, — произнесла Кириллина чопорно. — У нас с этим в городе гораздо проще. Многие бывшие мужья и жены поддерживают между собой дружеские отношения. А почему бы и нет, спрашивается? Это у вас в провинции все усложнено непонятными для цивилизованного мира условностями.