Театр марионеток

Мартышка и Егор уже послушно рассаживались, Алекс захлопнул дверцу и сам застегнул на мне ремень безопасности — это его личный пунктик. А я все думала, не зная, к какому выводу прийти. Джип выехал за пределы коттеджного поселка, проехал по петляющей между соснами дороге, потом круто свернул и тяжело вывалился на галечный пляж, где и остановился.

— Ну, пойдемте, погуляем? — предложил Алекс, пристально глядя мне в глаза. — У меня в багажнике есть упаковка пива, кто-нибудь желает? Я сам не буду, все-таки за рулем, а вот вам не мешает слегка прийти в чувство… — И добавил, не удержавшись от колючки: — Рожи у вас у всех не фонтан!

— Давай свое пиво! — обрадовалась Мартышка.

Взяв каждый по банке, мы медленно пошли по пляжу. Алекс держался чуть поодаль от меня, Мартышка и Егор тащились рядышком и ждали от меня какого-то чуда, или волшебного слова, которое одним махом расставит все загадки по местам, а факты — по своим полочкам.

— Дайте подумать, а? — тоскливо попросила я.

Думать было не о чем. Голова была восхитительно пуста и отзывалась гулким звоном на каждый крик голодной чайки, на каждый порыв морского ветра. Я прихлебывала свое пиво — холодное и невкусное, особенно по осенней зябкой погодке, и почему-то размышляла о том, как там Светлана Разумовская, выкарабкалась ли она из инфаркта. Потом мне пришло в голову, что можно позвонить ей домой и поинтересоваться.

Я попросила у Мартышки телефон, набрала по памяти номер, который уже сам собой запомнился мне за последние два дня. Почти сразу трубку сняла девушка с таким тусклым механическим голосом, что я не сразу нашлась, что сказать.

— Здравствуйте… Простите что беспокою, я звоню, чтобы узнать о здоровье Светланы. Ей уже лучше?

— Мама умерла, — ровно ответила девушка. — Три часа назад, в больнице.

— Умерла? — воскликнула я потрясенно. — Неужели… Мне очень жаль, правда.

Как ужасно: вроде бы ты жив-здоров, цветешь, занимаешься любимым делом, ты любим и популярен… как вдруг — хлоп! И тебя уже нет на этом свете. В голове не укладывается…

И хотя я ничего больше не спрашивала, девушка заученным механическим голоском, навевающим ассоциации с роботами, рассказала, что у Светланы пропал сын, она слегла, у нее всегда было больное сердце… А потом его нашли — на трассе между Москвой и Питером, застреленным. Наверное, подсадил случайных попутчиков, а те польстились на машину… Когда об этом стало известно, Светлане стало плохо, и в реанимации она умерла.

Она так заученно рассказывала, что было ясно: эту историю ей пришлось повторить разным родственникам и друзьям уже не один, и даже не два раза… А потом до меня дошло, о чем она говорит, и я медленно, как во сне нажала на кнопку завершения разговора.

Кажется, вид у меня был такой, словно я увидела на своей кухне, солнечной и привычной до последней крошки, привидение в белом балахоне, бряцающее цепями. Вся компания таращилась на меня в немом удивлении, а я судорожно потыкала кнопки мобильника, вызывая из памяти последний набранный номер. Вот он: первые цифры — 229… А ведь Разумовская, помнится, говорила, что живет на соседней со мной улице, но номер АТС в Бирюлево — 384.

Что же получается? Разумовская обманула меня насчет того, где живет? Ведь я подсадила ее у билетной кассы, и она сама сказала, что едет на Лебедянскую, это совсем рядом с моим домом.

У билетной кассы? В трех шагах от того места, где я увидела избитого Егора?

— Егор! — закричала я. — Скажи, какой у тебя номер телефона?

— Мобильный? — почему-то перепугался он.

— Нет, домашний. Ты ведь в центре живешь?

— Да, в Большом Патриаршем переулке, — растерянно ответил Егор. — Номер — двести двадцать девять…

— Спасибо, этого достаточно, — оборвала я его. Все совпадало. Первые цифры номера говорят о том, в каком районе живет абонент. Егор жил в том же самом переулке, что и Девяткин: этот адрес, добытый мне программистом Витькой, я помнила наизусть.

А у Разумовской на днях сына убили, вот так.

И это означает, что она и есть тот писатель, чей мозг придумал и раскрутил этот сюжет. Все по законам детективного жанра — преступник тот, на кого с самого начала не падало никаких подозрений… А я не верила…

Я обессилено плюхнулась на гальку — ноги меня больше не держали. Алекс присел рядом, с тревогой заглянул в глаза.

— Стася! Тебе плохо?

— Значит, это не ты — тот писатель. Это не ты… Какое счастье!

— Что? О чем ты говоришь? — воскликнул он, притягивая меня к себе.

А я ревела ему в плечо и чувствовала себя самым счастливым человеком на свете.

* * *

— Не знаю, с чего начать, — сказала я задумчиво, сидя в своем номере на кровати. Меня окружали Алекс, Мартышка, Егор — все с серьезными, сосредоточенными лицами, осознающие важность момента. — Все так запутано, связано в клубок, за какую ниточку не потяни, она связана с соседней. Вот и переплелось так, что не распутаешь…

Разговор мы запивали кофе с корицей, который заказали в номер, и который в здешнем баре варили просто гениально. За окнами гудел и надрывался крепкий морской ветер.