Театр мистера Фэйса

– Бульк! Бульк!

Два основательных глотка. Как само разумеющееся, без вороватых оглядок на маму и по сторонам. This is United States. Эпоха Джералда Рудольфа Форда, тридцать восьмого президента. Единственного президента в истории, которого не избирали всенародно, кстати.

Шоу закончилось, зрители стали расходиться. Мама послала воздушный поцелуй цирковым очаровашкам и отобрала у малыша бутылку. И внушила воспитательным тоном:

– Малыш! Не пей мое пиво! Это пиво мое, и пить его буду только я!

– Ты – жадная мама! – отозвался сын.

На том и порешили. Решение подчеркнуло расклад в семье: кто сильней, тот и владелец. Мама владеет бутылкой, папа владеет мамой. Малыш еще не вырос и не владеет ничем.

Мама сделала добрый глоток и мягко спросила:

– Тебе понравились циркачи?

Бессмысленная жестокость – чисто для потехи публики. Продажа жопы одним мужиком и покупка ее другими мужиками. Арлекина мучают на гравюре бесы, потому что ему претит торговать жопой!

– Нет, натуральное дерьмище!

Смачный презрительный плевок наглядно проиллюстрировал реплику малыша.

– А по-моему, ребятки милые, – не согласилась мама. – Особенно тот, что с огнем! Я бы ему… – Она запнулась. – Ну… ты понимаешь, сынок, какие желания вызывает в женщине самец, подобный мускулистому циркачу?

Малыш отрицательно и серьезно покачал головой.

– Если не понимаешь, то лет через десять поймешь! – усмехнулась Дороти. Она хлебнула пивка и с чувством сказала: – Настоящие мужчины делятся на два вида: умеющие заработать бабло и обладающие мышечной силой! «Два в одном» не бывает… – Женщина вновь сделала добрый глоток, икнула. – Нас кормит твой папка – знай, а вовсе не мои дырочки! Поэтому папка – настоящий мужчина. Но и циркачи тоже настоящие, только их сила не в деньгах, а скрыта под костюмами в обтяжку…

Малыш встал со скамейки, упер руки в бока и звонко крикнул в лицо Дороти:

– Мама! Когда я вырасту, то пойду в театральную школу!

Лицо женщины искривило глубокомысленное пьяное удивление. Фу, пьяницы похожи на нечистую силу своими гримасами! Но это мамка. Терпи, малыш, станешь мистером.

– Да ну?.. – протянула Дороти, сграбастала сыночка, прижала его хлипкое тело к томной груди. – Будешь матери помогать? Матери-ик-ально… Папка-то каждый день новых имеет. И когда стара буду ему делать… – Окончание предложения съел голосистый смех, – вовсе не нужна стану. Кто ж тогда Дороти кормить будет… А?.. – Она отпустила малыша, посадила его снова на скамейку, взъерошила ему волосы, заглянула в его глаза. – Не знаешь?.. И я не знаю.

Мистер Котик – это муж Дороти и папка малыша. Намедни ему исполнилось тридцать два года. Зеленые водянистые глаза, бородавка над верхней губой. Носит яркую молодежную одежду и густые бакенбарды. Не курит и не пьет. Вегетарианец – изо рта постоянно пахнет растительным говном. Склонен к беспорядочным половым связям. Озабочен по жизни исключительно добыванием денег. Он нарисовался рядом. Суетливо деловой. Затоптался на месте.

– Дороти! Давай-ка пошли, там солидный клиент!

Не забывай, для чего ты рожден. Даже когда тебе не до этого. Женщины появляются на свет лишь для удовлетворения физиологических потребностей мужчин. А мужчины – лишь для того, чтобы платить женщинам за удовольствие. Все просто.

– Хватит бухать, надо дать разок-другой случайному кобелю, – поднялась Дороти со скамейки. – Ничего личного…

Она пристально посмотрела на мужа. Допила глоток и отшвырнула пустую бутылку. Весело потрепала своего альфа-самца по щеке.

– Ой-ей-ей! Иду-иду уже, мой котик… Ты проследи пока за маленьким.

Дороти пошла прочь, виляя в предвкушении бедрами.

Папка безразлично взглянул на малыша. Хлопнул сынульку по загривку, так, на всякий случай. И пошел вслед за женой, равнодушно процедив:

– Он давно уже не маленький…

Малыш не обратил на затрещину никакого внимания и на уходящую мамку не посмотрел. Привычка – вторая натура. Мы не обижаемся на привычное, мы на него не реагируем. Малыш выудил из нагрудного кармана пачку, вытянул очередную сигарету. Губами. Помял тонкими пальцами, размышляя, где в этот раз взять спичек. Перед самым носом возникла зажигалка. Ее держали твердые сухие пальцы. Чик-чирик! – колесико крутанулось – и появился огонек. Малыш не удивился, а принял как должное. Прикурил и повернул голову.

На скамейке, рядом с ним, сидел человек лет шестидесяти пяти. Рабочий чистый комбинезон, в руках металлические садовые ножницы. Са-довник.

Странный какой-то садовник. Румяное одухотворенное лицо. Глаза лучатся строгой Добротой. На щеке изящная родинка. Ногти чистые и ровно подпиленные. Больше похож на священника.

Пальцы испещрены многочисленными порезами, и вообще руки грубоваты для святого отца. Все-таки садовник. Такие порезы возможны при длительных работах по обрезке роз или крыжовника. Но в городском парке Лос-Анджелеса не растут ни розы, ни крыжовник. Возможно, у садовника выходной? Возможно. Тогда почему он в форменной одежде и с ножницами?