Театр мыльных пузырей

Руби прикоснулась к руке матери, худощавой, слегка морщинистой, отчего та вздрогнула. Взгляд женщины был столь отстраненным, будто смерть уже стояла рядышком, окутывая её мягкой вуалью и забирая с собой. Наверное, она хотела бы принести в жертву себя, оставив дочь доживать свой непокорный век.

Удивительно, как пара фраз может состарить человека на несколько лет – вокруг глаз появляются морщинки, бледная кожа начинает обвисать или же впадают щеки, проявляя острые скулы, губы тут же поджимаются и начинают нервно трястись, будто от того, насколько крепко они стиснуты, зависит нечто необычайно важное.

– Простите, закон обязывает нас доносить подобную информацию в первую очередь до самого пациента. Вы вовремя обратились в больницу, хотя, я уверен, что вы и подумать не могли на онкологию. Рак мозга одна из тех разновидностей, которая прогрессирует и разрастается довольно быстро. – Мужчина почесал отрастающую бороду и, не дождавшись ответа матери, продолжавшей смотреть в пустоту, обратился к самой девочке. – Мне очень жаль, милая. Правда.

Руби на секунду задумалась, сколько раз ему уже пришлось произносить это «жаль» и что он чувствовал на самом деле? Профессия врача не позволяет человеку быть слишком сентиментальным – можно превратиться в ходячий мешок скорби.

– Я не боюсь смерти, – ответила девушка, стараясь сохранить самообладание. Конечно, она врала. Подростки – да и не только они – никогда не боятся смерти, пока та не приблизится вплотную.

– Хорошо, – легко согласился врач и вздохнул. – Головная боль, головокружение будут усиливаться, как и рвотные позывы. С этим пока мы, увы, ничего не сможем поделать. Нужно будет провести еще пару-тройку анализов, чтобы выяснить, насколько сильно разрослась опухоль и операбельна ли она вообще.

– Вариантов у меня немного, так ведь? – спросила Руби, посмотрев мужчине прямо в глаза.

– Два.

– Умирать быстро или медленно? – ухмыльнулась девушка, отчаянно уговаривая слезы подождать еще пару минут и не показываться.

Врач ничего не ответил, лишь склонил голову и запустил пальцы в коротко стриженные волосы, стоящие торчком.

– Не стоит так быстро сдаваться, – устало произнес он.

– Не вам решать, – рискнула поспорить Руби. Нервы не выдерживали.

– Новообразование стремительно увеличивается и распространяется на близко и далеко находящиеся ткани вашего мозга, – врач вновь обратился к девушке. – Опухоль, имеющая доброкачественный характер, не метастазирует в другие органы, а располагается только в мозговых тканях.

– Медицинские термины – моя страсть.

– Я говорю о том, – упрямо продолжил мужчина, – что, если опухоль доброкачественная, есть возможность сделать операцию и спокойно жить дальше!

– А если недоброкачественная? – парировала Руби и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Тогда я умру либо на больничной койке, окруженная жужжащими машинами, напичканная таблетками и с головой, похожей на шар для боулинга, либо… либо как-то по-другому, но все равно умру!

– Вы слишком много себе позволяете, – врач повысил голос.

– Вы не можете меня в этом винить, потому что, скорее всего, я умру в семнадцать, – тихо ответила девушка.

Мужчина вновь опустил голову, соглашаясь с горькой правдой. В кабинете повисло молчание, а Руби, пытаясь успокоиться, начала глубоко и размеренно дышать, разглядывая маленький кабинет, больше походивший на последнее пристанище. Именно в этой каморке, где стены выкрашены в светло-зеленый, и умирали люди. Не в больничной палате, не в домашней койке – именно здесь.

Вокруг громоздкого письменного стола с ноутбуком и кипами бумаг располагались шкафчики со стеклянными дверцами, в которых покоились многочисленные папки. Несмотря на карикатуры, украшавшие стены, кабинет все равно нагонял тоску и уныние. Скорее всего, эти картинки были развешены для поднятия настроения совсем маленьких пациентов, которые мало что понимали в словах доктора, касающихся их будущей жизни. Вернее, их будущей смерти.

При мысли о том, что рак может поразить даже детей, Руби пришлось сильнее сжать губы. Внутри начинала угасать искра той силы и выдержки, которую она взращивала в себе последние годы.

Слеза капнула на запястье, но девушка тут же смахнула её широким растянутым рукавом свитера. Несмотря на остекленевший взгляд, от мамы это непроизвольное действие не укрылось. Матери могут не замечать ничего, кроме боли собственных детей. Увы, бывает и наоборот.

Эта роковая капля будто прорвала незримую плотину внутри женщины, вывела её из оцепенения. Будто яростная тигрица, всегда готовая защитить своё дитя, она кинулась к дочери, сжала её в крепких объятиях и гневно взглянула на доктора, словно это он был виноват в случившемся.

Руби тут же почувствовала внезапный приступ тошноты и нехватки воздуха и довольно жёстко высвободилась из материнских пут. Она плакала. Не от осознания близкого конца или скорби по собственной жизни, а от злости, которая долгими месяцами захватывала её в свои сети. Беспочвенная злость и глупая обида на весь мир, отдающая глухими ударами в висках.