Театр начинается с выстрела

– Да уж! Ваш Борька действительно козел, – только и смогла заметить на это я и вернулась к прежней теме: – А про склад для мебели – это правда?

– Так у Димки ж ни гроша за душой, чего он снять может? У Дашки – тоже, она с Веркой Морозовой квартиру пополам снимает. Вот они на складе и трахаются. Да об этом весь театр знает. Но за его стенами все чинно и благородно: приходят врозь, уходят врозь и вместе нигде не появляются. У Томки братья – мужики горячие, второй раз они такое оскорбление сестры Димке не простят – вышибут коленом под зад, ну и кому он будет нужен?

– А то в театрально-киношном мире сплетни не распространяются со сверхзвуковой скоростью, – иронично заметила я.

– Ты глянцевые «Мурзилки», что ли, читаешь? – усмехнулась она. – Так там девяносто девять процентов брехни. Все эти романы, разводы, помолвки, скандалы и так далее высосаны из пальца. А Томка в этом мире выросла и цену всем этим слухам знает. Даже если до нее что-то и доходит, она предпочитает делать вид, что слепоглухонемая – раз сама своими глазами не видела, значит, этого нет.

– А мы ее, как котенка, носом в молоко потыкаем! – пообещала я. – Скажите, неужели ключ от склада так просто взять?

– Чего же сложного? Скажет, например, Воронцов, что ему для какой-то сцены кресло надо присмотреть, и возьмет. Только, я думаю, они себе уже давно дубликат сделали.

– И когда они плотскими утехами занимаются? – поинтересовалась я, мысленно похвалив себя за то, что не оставила сумку в гримерке Анны, а взяла с собой. – Я имею в виду, в какое конкретно время? И ключик бы мне от этого склада. А еще выяснить, какой именно сотовый у Воронцова и его номер. Подсобите?

– Женька! Ты чего задумала? – грозно воззрилась на меня Ковалева.

– Я так понимаю, что у Воронцова было тяжелое детство, деревянные игрушки, и никто ему не объяснил, что хамить нехорошо. Я хочу исправить это упущение, – глядя на нее честными глазами, объяснила я. – Анна здесь будет совсем ни при чем! Да и я тоже. Это высшие силы его на путь истинный наставят. И я вас уверяю, что он все осознает и покается. А время их романтических свиданий вы мне все-таки скажите, потому что терять его как-то не хочется. Или вам доставляет удовольствие смотреть, как Анна мучается?

– Черт с тобой! – согласилась Александра Федоровна. – Возьму я для тебя ключ! А трахаются они там, когда Воронцов перерыв в репетиции объявляет. Все, конечно, знают для чего, хихикают потихоньку, но молчат. Пошли! Скажу Степанычу, что мне скамеечка для ног нужна, отекают, мол. А вот насчет сотового?.. Номер-то у помрежа я узнать могу, но вот какой он?..

– Будем надеяться, что не антиквариат и уж MMS как-нибудь примет, – пробормотала себе под нос я.

Спустившись вниз уже по другой лестнице, Ковалева оставила меня возле какой-то двери, а сама ушла. Через некоторое время она вернулась с листком бумаги, на котором был написан номер сотового телефона, протянула его мне и, отпирая дверь склада, пробурчала:

– Пришлось врать, что дальняя родня из провинции участвовала в массовке в одной из постановок Воронцова и теперь хочет ему показаться – вдруг понравится, и он ее в столичный театр возьмет. Я сама, дескать, с ним говорить отказалась, так она умолила меня хоть номер его телефона достать, а там уж она сама его уговорит. Помреж у нас человек неглупый, тут же понял, что вранье это чистой воды, но он и сам от Воронцова натерпелся, а мужик он злопамятный, так что дал номер без звука. А еще сказал, что у него смартфон последнего поколения.

– Вот видите, у нас уже и союзник появился, – подбодрила ее я.

Войдя на склад, Ковалева действительно начала искать себе скамеечку, а я под ее взволнованный шепот – «А что это такое? Ты чего делаешь? А это зачем? И что из этого получится?» – сориентировалась и закрепила камеру наверху стоявшего возле стены шкафа так, чтобы разложенный прямо посередине комнаты диван, кстати, застеленный несвежей простыней, был точно в фокусе. Выйдя из склада и заперев за нами дверь, Александра Федоровна со скамеечкой в качестве вещественного доказательства чистоты своих помыслов и деяний отправилась возвращать Степанычу ключ, а я поднялась к костюмерной и ждала ее там. У вернувшейся Ковалевой глаза от любопытства горели, как два прожектора.

– Женька! Еще и ты мне нервы мотать будешь? – с ходу начала она. – А ну рассказывай, что ты натворила и чем это нам поможет!

Я задумалась, как бы подоходчивее объяснить технически отсталому человеку, что и для чего я сделала, но, увидев, что она уже наладилась дать мне подзатыльник, быстро ответила:

– Александра Федоровна! Камера запишет все, что будет происходить на складе, а мы потом сможем это посмотреть.

– Эта крохотулька? – недоверчиво спросила она, и я кивнула. – А если у нее батарейка сядет?

Тяжко вздохнув, я стала объяснять ей принцип работы камеры. Вряд ли она поняла из моих слов хотя бы десятую часть, но благоразумно не стала углубляться в технические тонкости, решив, что тогда запутается еще больше.

– Скажи, что мы в результате получим? – потребовала она.