Театр одного зрителя

— Когда каемся — значит, что-то осознаём и хотим исправить себя во внешнем мире. Тем самым мы хотим смыть дисгармонию с души… Просто всего этого мы не видим воочию, а только чувствуем, поэтому-то и особого внимания не обращаем на эти закономерности.

Она задумалась, и доктор замолк. Через несколько мгновений, она спросила:

— Почему иногда прощаем только на словах, скрепя сердце?

Доктор почувствовал, что эта беседа ей важна, и своё объяснение начал издалека.

— Совсем легко прощаем, когда в нашем понимании проступок человека не греховен. Сразу же пытаемся спустить его на уровень собственной греховности. Душе становится даже как-то неловко за себя. От чистого сердца прощаем тогда, когда видим свои собственные слабости в другом человеке. Узнав в чужом грехе правду о себе, мы искренне прощаем этого человека и, тем самым, будто оправдываем себя. С таким человеком в греховности, как бы, на равных и это не мешает дальнейшим взаимоотношениям. Сегодня вы узнали правду о себе, что на месте старушки вы поступили бы так же, как она. А старушка открыла для себя истину, что за поступок не по совести рано или поздно наступает расплата. Истину для себя человек открывает, когда раскаивается в содеянном от чистого сердца. Осознание возможно только с чистыми чувствами, идущими от сердца. Даже Богу угодны раскаявшиеся грешники с душой, познавшей истину.

Она понимающе закивала головой, и доктор продолжил:

— Нельзя отказывать человеку в покаянии. Это его первый шаг к тому, чтобы исправить себя и облегчить душу. Когда мы принимаем покаяние, то начинаем примерять чужой грех и, возможно, знакомимся с правдой о себе. Ну, а скрепя сердце прощаем, когда в душе всё равно осуждаем. После такого прощения дальнейшие отношения не клеятся, становятся натянутыми, фальшивыми. Отношения возвращаются в обычное русло только после того, как человек исправит себя во внешнем мире и заслужит уважения… Грубо говоря, души всегда готовы прийти к согласию, как только они сравниваются в своей греховности.

— Подобное притягивает подобное, — добавила она.

Доктор удивлённо посмотрел на неё, на мгновение замер и заулыбался какой-то догадке.

— Я об этом обязательно подумаю, — задумчиво произнесла она, вспомнив о своей подруге детства.

«И я подумаю», — промелькнула мысль в голове доктора.

— Хорошо, — спохватился доктор и деловито продолжил:

— Теперь скажите: кто является автором пьесы? Обычно на афишах рядом с вашей фамилией указывалась группа соавторов, а тут вы оказались единоличным автором. Будучи в бреду, вы обмолвились о некоем режиссёре. Он как-то связан с пьесой?

— Да, — твёрдо произнесла она. — Он и есть настоящий автор пьесы, но только не думайте, что я его обокрала. В сопроводительном письме он сам настоял на моём авторстве. Таково было его условие поединка… Не удивляйтесь. Он вызвал меня на дуэль, а эта пьеса — его шпага.

Внезапно она побледнела и схватила доктора за руку:

— Я всё поняла! Я же им проклята! Понимаете, всё, что творится сейчас со мной — это продолжение его пьесы. Он запер меня в своём театре одного зрителя. Он снова будет сниться, издеваться надо мной… Нет! Только не это! Я с ума сойду! Я не выдержу этого!.. Неужели я схожу с ума? — в ужасе прошептала она.

— Успокойтесь. С ума вы не сходите, хотя бы потому, что душевнобольные подобным вопросом не задаются, — улыбнулся доктор, но какая-то мысль ещё сильнее омрачила её лицо.

— Какая же я дура! Дура! Выкинула бы пьесу — и дело с концом! — в сердцах выплеснула она.

— Вы ошибаетесь. Тогда режиссёр действительно стал бы сниться вам с напоминанием о вашем страхе перед его пьесой. У вас обычный невроз, и лечение тут одно — найти причину страха и перешагнуть через него. Поэтому, в принципе, вы поступили правильно, что решились сыграть эту роль. Просто вы не сумели довести её до конца, оттуда и пошло ваше навязчивое состояние страха… Расскажите всё, что было связано с режиссёром.

Её рассказ получился довольно сумбурный и сбивчивый. Причём, что-то удержало её от точного воспроизведения проклятия режиссёра, и она ограничилась словами: «Наверно, он проклял меня за это».

— Я должен подумать, — отозвался доктор и зашагал по кабинету. — Поговорим позже, — добавил он, выпроваживая актрису.

-35-

Дверь кабинета приоткрылась и в проёме показалась медсестра. Увидев, что доктор один и разговаривает по телефону, она вполголоса сказала:

— Старушка Богу душу отдала.

Доктор кивнул в ответ.

— Попроси актрису зайти ко мне, — глухо произнёс он, прикрыв трубку телефона ладонью.

Через полминуты актриса уже сидела на диване, а доктор, поблагодарив кого-то, положил трубку на место.

— Я пришёл к следующему, — несколько неуверенно начал он свой разговор. — Вы каким-то образом приобрели удивительную способность, но всё по порядку. В начале спектакля вы зачитывали письмо анонимного автора, как главного героя пьесы. Казалось бы, ничего особенного. Очередная неприятная история, которая могла произойти с любым из нас. Совесть ваших корреспондентов, как правило, была нечиста.

— А человеку с чистой совестью не о чем писать, — парировала она.