Театр отчаяния. Отчаянный театр

Он был одет и обут, только без куртки. В руках Эдик принёс две большие полосатые сумки, предназначенные для разовой перевозки какого-нибудь скарба. По таким сумкам в аэропортах и на вокзалах можно было определить мелких торговцев, перемещающих свои нехитрые товары. Сумки были тяжёлыми даже для могучего Эдуарда.

– Закрой дверь, пожалуйста, – сказал он, будто не было нашего разговора и смертельная опасность не грозила его семейству. – Это всё деньги, – улыбаясь, продолжил он, когда я закрыл дверь. – Пересчитывать уже нет времени и нервов не хватит. Купюры, чтобы ты знал, все одинаковые, все новые и в упаковке… Тут килограммов двадцать пять, тридцать… Тяжело.

– Мне что это в багаж сдавать?.. В салон самолёта с этим не пустят… И как я буду в аэропорту? Как пройду досмотр? Что скажу милиционерам, если спросят?.. А ведь спросят.

– Ты сейчас поедешь в аэропорт. В зале делегаций тебя будут ждать. Скажешь, что ты по поручению Лазаря Марковича… Запомни! Лазарь Маркович… Это мой хороший старший товарищ. Он в курсе. Если ему позвонят, то ответят как надо. Билет купишь прямо на месте, тебе его на блюдечке принесут, и сиди жди рейса. Багаж сдавать не придётся. Соседнее с тобой место в самолёте будет свободно. Досмотр пройдёшь через специальный пункт. Там никто спрашивать ни о чём не будет… Там каждый день по столько долларов проносят в мешках из-под картошки… Но если спросят, откуда и чьи деньги, говори, что твои собственные и чтобы звонили Лазарю Марковичу… Запомнил?

Я оставил его вопрос без ответа.

– В Новосибирск прилетишь утром. В Толмачёво обязательно будут те, с кем тебе знакомиться смертельно опасно. Они тебя не знают… Запомни это! Не знают и никогда не видели! Эти твари наверняка встречают каждый рейс из Москвы и будут встречать. Но они высматривают меня… Тебе бояться нечего! Главное, глазами по лицам не елозь и не изображай шпиона. У тех людей чутьё особенное… И деньги неси, как будто чеснок привёз или брюкву… Понял? Человека, который боится, что его обворуют, боится за деньги, сразу видно…

– Отлично успокоил, – усмехнулся я. – Тридцать килограмм денег в двух сумках… И не волноваться…

– Не волнуйся… Деньги, как и брюква, лежат да помалкивают. Они – просто ноша. А вот человек про них глазами, походкой и физиономией своей буквально орёт! А потом удивляется… Как это воры его вычислили?..

– Дальше, – перебил его я.

– В порту возьми такси… Деда лучше всего какого-нибудь. Поторгуйся, чтобы не подумали, что у тебя денег много… поедешь в Бердск… Это пригород Новосибирска…

– Я знаю… Не с луны свалился, – раздражённо сказал я.

– Вот тебе адрес. Парикмахерская «Шик». Приедешь туда, таксиста не отпускай. Пусть постоит… Зайдёшь в парикмахерскую, спроси мастера Оксану… Оксана! Это серьёзный, взрослый человек… Вдова одного большого человека… Кто ты такой, она не знает… То, что связан со мной, – тоже. Для неё это просто обычное дело. Что она скажет, то и сделай… Но скорее всего она позвонит, приедут люди, заберут деньги, и всё… Поедешь на автовокзал и отправляйся в Кемерово автобусом… Лучше автобусом.

– Почему автобусом? – удивился я.

– Автобусом безопаснее… – обезоруживающе искренне сказал Эдик. – На автобусах работают профи. Не лихачат, не шустрят… Сейчас на дороге такой гололёд… А на такси кто только не работает… Их бьётся много…

– А-а-а! Ты в этом смысле! – сказал я и, улыбаясь, покачал головой. – Заботишься…

– Вот ещё… – сказал Эдик и достал из кармана брюк увесистый свёрток. – Это на дорогу… Пообедать… За специальный зал в аэропорту тоже надо будет заплатить… Тут на всё хватит…

– А остальное куда?

– То, что останется… Сделай с ними, что считаешь нужным… Мы вряд ли ещё увидимся…

– Мы точно больше не увидимся, – твёрдо сказал я. – Во всяком случае, я постараюсь не допустить такой встречи…

– А ты понимаешь, что со мной произошло?! – вдруг резко сказал Эдуард. Лицо его сморщилось. – Я больше никогда не увижу кучу людей, не увижу дом, который построил, дом, где родился, могилу деда… Могу семью не увидеть…

– Я понимаю, что надо было раньше жить по-другому… – сказал я, довольный тем, что мог это сказать. – Статическое электричество накопилось быстрее, чем ты думал…

Свёрток с деньгами я взял и сунул в карман. Оделся, обулся, проверил по карманам, в наличии ли паспорт. Эдик стоял при этом молча.

До лифта он меня проводил, нёс одну тяжёлую сумку, я другую. Вниз со мной не поехал. На прощание Эдик протянул мне руку, когда я уже стоял в кабине. Я крепко её пожал. Наше рукопожатие прервали, можно сказать, рассекли, сдвигающиеся двери лифта. Эдик смотрел мне прямо в глаза, пока двери не сошлись. Больше я его не видел.

Пожилой швейцар, тот, что накануне встречал у входа, подскочил ко мне у лифта.

– Фёдор Михайлович, – промяукал он, – машинка уже ждёт, позвольте сумочки…

– Спасибо, любезнейший, – сказал я, – но я сам справлюсь…

– Как скажете! Машинка в аэропорт Внуково, если не ошибаюсь?

Говорил он, всё время шагая чуть впереди меня, но причудливо повернувшись в мою сторону. Открыв дверь и выпуская меня на улицу, он почтительно склонил голову.