Читаем Театр Роберта Стуруа полностью

Таким образом, большинство критиков сочли спектакль неудачей Стуруа. Режиссера обвинили в вытравливании темперамента из актеров. Сильно прозвучал диагноз: режиссер выпал из эпохи и культурного пространства. При этом некоторые критики отдали дань руставелиевским актерам, в основном выделяя Зазу Папуашвили.

Однако есть рецензия, автор которой полагает, что режиссер попытался осмыслить сдвинутые человеческие отношения, «сумасшествие современности, своей и нашей», что он явил новую стилистику, возникшую на старых дрожжах его особенного режиссерского дара. Но в зале и в рядах критики к такому Стуруа готовы не были, пишет рецензент, поясняя: «Ожидали увидеть нечто прежнее, узнаваемое, поэтичное, с национальными мотивами»[310].

Во многом соглашаясь с автором статьи, выскажу и существенное возражение. Ждали, действительно, привычное и узнаваемое. Но таким привычным был Стуруа времен «Кавказского мелового круга» и «Ричарда III». Об этом прямо написал один из рецензентов, заметив, что театр Стуруа знают, любят в Москве и «восхищенно помнят о легендарных спектаклях 70-х – „Ричарде III“ и „Кавказском меловом круге“, больших событиях в театральной жизни большой страны»[311].

Что же касается «национальных мотивов» и «поэтичного», то эти качества ярко проявились и в полной мере были свойственны спектаклю «Ламара», а его многие московские критики, в отличие от петербургских, как мы видели, по сути, отвергли. (Отметим, что спектакль «Невзгоды Дариспана» в Санкт-Петербург не привозили.) Имея в виду восприятие хотя бы «Ламары» Стуруа, вряд ли стоит полагать, что от постановки «Невзгоды Дариспана» ждали что-то «поэтичное» или «с национальными мотивами». Нет, судя по всему, хотели и готовы были видеть именно Стуруа-«европейца», интерпретатора Шекспира и Брехта, «западника». О том самом Стуруа ностальгировали, а поскольку режиссер не ответил этим ожиданиям, то оказался принят еще более жестко.

На мой взгляд, спектакль получился, есть в нем и существенная новизна. Обратимся к его анализу.

Уже в сценографии показан представленный городским пейзажем сдвинутый, впрочем, ставший во многом привычным, опаленный войной мир современной Грузии, каким он был на момент премьеры спектакля. Старый двор, слева полуразрушенная стена, церквушка, на заднике – остатки изображения Сикстинской Мадонны. И тут же – рояль, фрагмент ванной комнаты с евроремонтом, компьютер на столе, из-за кулис видна машина современной марки. Кто-то из обитателей двора в камуфляжной форме, кто-то в халате. Рабочие-ремонтники – в спецовках. Время от времени раздаются то ли взрывы, то ли канонада, то ли удары грома. Люди рефлекторно ложатся на землю и пережидают. И затем опять продолжают свои дела. По мере сил и возможностей решают житейские проблемы, например ремонтируют квартиры или выдают дочерей замуж. К такому режиму привыкли даже птицы. С окончанием взрывов они, словно стремясь наверстать, с особой силой возобновляют прекратившееся было пение.

Но все это мы увидим, когда откроется занавес. А пока нас непосредственно вводят в мир театра. Актеры перебрасываются репликами, вспоминая, какую пьесу они сегодня играют. Актриса Нино Касрадзе удивляется надписи «Клдиашвили» на спустившемся с колосников щите. Заза Папуашвили напрямую обращается к зрителям: «Мы вам расскажем о невзгодах сами знаете, кого». «Уже начинаем», – сообщает залу Н. Касрадзе. Все это и другие «шутки, свойственные театру» в одной из рецензий было названо оттягиванием начала спектакля[312]. Между тем это и есть его начало, где сразу объявляется закон открытой игры. И впоследствии дистанция между актером и его героем будет обеспечена, в частности, и нашей памятью об этом зачине – знакомстве с актерами, которые окажутся в ролях тех или иных персонажей. Вглядимся подробнее в продолжение этой своеобразной увертюры спектакля. Вот вышел персонаж Зазы Папуашвили, уже в шляпе, длинном черном пальто и длинном же коричневом свободно, франтовски закинутом шарфе. Характерным жестом руки призвал зрителей к тишине: «Тс-с-с-с» – и сделал это так, что с первой минуты, как и полагается во все века артисту, – взял зрителей в полон. После раскрытия занавеса он с воодушевлением то ли прошествовал, взмахивая руками, в глубь сцены, то ли пролетел. И исполнил несколько энергичных аккордов на рояле. Кто перед нами? Очевидно, Артист.

Через некоторое время в том же облике и с той же повадкой появится перед нами Дариспан, тот самый, что ищет женихов своим дочерям, для начала хотя бы для одной. Оказавшись с дочерью Карожной (Кети Хитири) проездом у сестры Марты (Нино Касрадзе), он вступает в яростную схватку за приехавшего молодого человека. Даром что на этого гостя имеет виды и сестра: она хочет выдать за него свою крестницу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Театральная серия

Польский театр Катастрофы
Польский театр Катастрофы

Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши.Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр. Критическому анализу в ней подвергается игра, идущая как на сцене, так и за ее пределами, — игра памяти и беспамятства, знания и его отсутствия. Автор тщательно исследует проблему «слепоты» театра по отношению к Катастрофе, но еще больше внимания уделяет примерам, когда драматурги и режиссеры хотя бы подспудно касались этой темы. Именно формы иносказательного разговора о Катастрофе, по мнению исследователя, лежат в основе самых выдающихся явлений польского послевоенного театра, в числе которых спектакли Леона Шиллера, Ежи Гротовского, Юзефа Шайны, Эрвина Аксера, Тадеуша Кантора, Анджея Вайды и др.Гжегож Низёлек — заведующий кафедрой театра и драмы на факультете полонистики Ягеллонского университета в Кракове.

Гжегож Низёлек

Искусствоведение / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры
Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры

Основанная на богатом документальном и критическом материале, книга представляет читателю широкую панораму развития русского балета второй половины XIX века. Автор подробно рассказывает о театральном процессе того времени: как происходило обновление репертуара, кто были ведущими танцовщиками, музыкантами и художниками. В центре повествования — история легендарного Мариуса Петипа. Француз по происхождению, он приехал в молодом возрасте в Россию с целью поступить на службу танцовщиком в дирекцию императорских театров и стал выдающимся хореографом, ключевой фигурой своей культурной эпохи, чье наследие до сих пор занимает важное место в репертуаре многих театров мира.Наталия Дмитриевна Мельник (литературный псевдоним — Наталия Чернышова-Мельник) — журналист, редактор и литературный переводчик, кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного института кино и телевидения. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Автор книг о великих князьях Дома Романовых и о знаменитом антрепренере С. П. Дягилеве.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Искусствоведение
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010
Современный танец в Швейцарии. 1960–2010

Как в Швейцарии появился современный танец, как он развивался и достиг признания? Исследовательницы Анн Давье и Анни Сюке побеседовали с представителями нескольких поколений швейцарских танцоров, хореографов и зрителей, проследив все этапы становления современного танца – от школ классического балета до перформансов последних десятилетий. В этой книге мы попадаем в Кьяссо, Цюрих, Женеву, Невшатель, Базель и другие швейцарские города, где знакомимся с разными направлениями современной танцевальной культуры – от классического танца во французской Швейцарии до «аусдрукстанца» в немецкой. Современный танец кардинально изменил консервативную швейцарскую культуру прошлого, и, судя по всему, процесс художественной модернизации продолжает набирать обороты. Анн Давье – искусствовед, директор Ассоциации современного танца (ADC), главный редактор журнала ADC. Анни Сюке – историк танца, независимый исследователь, в прошлом – преподаватель истории и эстетики танца в Школе изящных искусств Женевы и университете Париж VIII.

Анн Давье , Анни Сюке

Культурология

Похожие книги

Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное / Биографии и Мемуары
Фрагменты
Фрагменты

Имя М. Козакова стало известно широкому зрителю в 1956 году, когда он, совсем еще молодым, удачно дебютировал в фильме «Убийство на улице Данте». Потом актер работал в Московском театре имени Вл. Маяковского, где создал свою интересную интерпретацию образа Гамлета в одноименной трагедии Шекспира. Как актер театра-студии «Современник» он запомнился зрителям в спектаклях «Двое на качелях» и «Обыкновенная история». На сцене Драматического театра на Малой Бронной с большим успехом играл в спектаклях «Дон Жуан» и «Женитьба». Одновременно актер много работал на телевидении, читал с эстрады произведения А. Пушкина, М. Лермонтова, Ф. Тютчева и других.Автор рисует портреты известных режиссеров и актеров, с которыми ему довелось работать на сценах театров, на съемочных площадках, — это M. Ромм, H. Охлопков, О. Ефремов, П. Луспекаев, О. Даль и другие.

Александр Варго , Анатолий Александрийский , Дэн Уэллс , Михаил Михайлович Козаков , (Харденберг Фридрих) Новалис

Фантастика / Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Проза / Прочее / Религия / Эзотерика / Документальное
Смешно до слез
Смешно до слез

ТРИ БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Полное издание воспоминаний, острот и афоризмов великой актрисы. Так говорила Раневская: «Красота – страшная сила. И с каждым годом всё страшнее и страшнее…» «Деньги, конечно, грязь, но до чего же лечебная!» «Не найти такой задницы, через которую мы бы уже чего-то не сделали» «Если жизнь повернулась к тебе ж.пой – дай ей пинка под зад!» «Живу с высоко поднятой головой. А как иначе, если по горло в г.вне?» Но эта книга – больше, чем собрание неизвестных анекдотов и хохм заслуженной матерщинницы и народной насмешницы Советского Союза, которая никогда не стеснялась в выражениях и умела высмеять наповал, чьи забористые шутки сразу становились «крылатыми», а нецензурные откровения, площадная мудрость и «вредные советы» актуальны до сих пор. Это еще и исповедь великой трагической актрисы, которая всю жизнь вынуждена была носить шутовскую маску и лишь наедине с собой могла смеяться до слез, сквозь слезы.

Фаина Георгиевна Раневская

Театр