Театр тающих теней. Под знаком волка

— Море, оно само резберёть, кто гад, а кто невинно убиенный, — выдает философскую мысль честный фраер Лёнька Серый.

Но у Саввы нет больше сил эту сентенцию обдумывать.

— Мне домой надо. Там волнуются.

— Домой?! Куды это домой? Ты теперича мой, Художник.

— Из дома рисовать для вас могу, — пробует уговорить блатного Савва.

— Идиёт ты, а не художник!

Серый сплевывает сквозь зубы.

— Идиёт!

Закуривает цыгарку, протягивает Савве. Тот, как глупый бычок, машет головой — не курю.

— Тебя за чё загребли?

— Загребли? — не понимает Савва, но, включив ассоциативное мышление, быстро догадывается. — А-а, арестовали! За работу на красных. Но я на них не работал… То есть работал, но не идейно, а за паёк… Чтоб родных кормить… — бормочет юноша, но Серый не дает ему договорить.

— Чисто дело — идиёт! — с удовольствием затягивается цигаркой Серый. — Работал ты на красных? На красных! Арестовали и пострелять тебя постановили деникинские? Деникинские! Власть за два часа переменилась? Не переменилась! Охвицер пьяный твоих родных знает? Сам говорил, знает!

Савва не помнит, когда это всё Серому рассказать успел. И почему он вдруг по дороге разговорился? Эйфория выжившего, психологический синдром, от чувства облегчения всё блатному фраеру и вывалил?

— Недели не проходит как в именьи под абажуром чаи гоняет и тётку твою охмуряет. Еще и в Европы везть ее намыливается… — продолжает Серый.

Савва не сразу соображает, что «тетка» — это про Анну, про тонкую хрупкую Анну Львовну. Но логикой понимает, что блатной фраер не так уж не прав — Анна жена его дяди Дмитрия Дмитриевича, родного брата его матери. Следовательно, приходится ему не родной, но тёткой.

— Протрезвеет твой капитан, что делать будет? К домой тебе поедет, перед тёткой твоей хвост распушать. А тебя живого там увидит, и чё?

Снова протягивает цигарку Савве. Ошарашенный подросток машинально берет цигарку у фраера, так же машинально затягивается и закашливается до слез.

— Хих! Чё за хлыщ попалси! Баб не ёб, цигарок не куривал! Уся жистя впереди у тя, Художник!

Савва думает, что, может, не так уж он не прав, этот фраер. Если дважды сегодня смерть прошла мимо, и дважды спас его Лёнька Серый, может, его устами и аргонизмами говорит сегодня с Саввой истина?

— Капитан твой тебя снова захватит, и тогда уж Лёньки Серого рядом не будет, спасать тебя, Художник, будет некому. А жизнь твоей тётке с племяшками капитан гадский поломает — за сокрытие врагов, подлежащих расстрелу. Заарестует твою тётку и сам в расход пустит, как тебя, думает, чё в расход пустил. Как волка твого пристрелил, так и тётку пристрелит. Попользует изначально для удовольствия и пристрелит.

Если истина сегодня говорит с Саввой устами блатного фраера, то стоит прислушаться. Савва хочет домой, к своим коллекциям бабочек, к своим рисункам, к девочкам, к Анне. Но блатной фраер прав. Он, Савва Инокентьев, опасен для девочек и для Анны. Его присутствие в имении будет не скрыть. С глаз Константиниди не исчезнуть.

Ему нельзя появляться в имении.

Всё, что он может сделать, это начать другую жизнь, которая ему сегодня подарена дважды. И, рисуя для блатного фраера документы и фальшивые деньги, подкидывать настоящие деньги и продукты в имение Анне.

Но как защитить ее от Николая Константиниди?

Конец как начало Даля Москва. Лет за десять ДО…

«…Вы любили когда-нибудь так?!

Я — в свои девятнадцать лет еще нет…»

Кто когда писал это письмо еще чернилами и тонким пером, которое она случайно нашла в старом томике еще дореволюционного издания «Подорожника» Ахматовой?

Теперь сама сидит и строчит в телефоне. Пока не закончится зарядка — кто знает, когда теперь можно будет к компьютеру попасть и текст в Живой Журнал выложить, но строчит.

«…Я — в свои девятнадцать лет еще нет.

Но, тем не менее, вышла замуж…»

От слова «замуж» аж передергивает. Но продолжает:

«…Вышла замуж. Тридцать два дня назад. За принца из сказки.

Вам никогда не доводилось выходить замуж за принца из сказки?

Нет?

Значит, вам несказанно повезло.

Ничего в том хорошего. Одно бряцание короны, слепящей глаза той, что отныне вынуждена стоять рядом, но чуть сбоку, чуть в тени. Стоять, изображая для толпы ту самую неземную любовь, которой, как выяснилось сегодня, в этой придуманной сказке места не нашлось.