Дочитав, я чуть было не расхохоталась. Ну, Пряникова! А если б не сдержалась? Объясняй потом красавчику, чем это социальные нормы меня так уморили.
Аккуратно вырвав новый лист, я отогнала им присевшую передохнуть на парте жирную муху и вперилась пристальным взглядом в читающего лекцию аспиранта. Он бесцельно бродил по аудитории, иногда останавливаясь у окна, чтобы провести долгим взглядом очередную стаю перелётных птиц. Эх, знать бы, о чём он думает! Наверняка это что-то возвышенное, далёкое от пошлых картинок, рождённых в моей голове последним вопросом Алины. Я прекрасно осознавала, что неприлично так откровенно разглядывать людей, но не могла отвести глаз. Смирнов так и будоражил воображение, рождая в животе даже не бабочек, а откормленных жуков-голиафов.
Строгий костюм, с белоснежной, застёгнутой на все пуговицы рубашкой вместо того чтоб навевать скуку, подчёркивал высокий рост и спортивную фигуру, а из-под отутюженного воротника вверх по загорелой сильной шее выползал краешек сине-зелёной татуировки, преступно дразня фантазию и подначивая додумывать всевозможные вариации её продолжения уже под одеждой. Что это были за картинки!.. стоило на минутку представить, как бросило в жар и безнадёжно сбилось дыхание. Какие к чёрту труселя?!
Хмыкнув, я сжала нетвёрдыми пальцами ручку и принялась писать ответ:
Едва я принялась пририсовывать снизу подмигивающую рожицу, размахивающую над головой снятыми семейниками в крупный горошек, как мой шедевр накрылся медным тазом, а если быть точной – твёрдой мужской рукой, с красивыми длинными пальцами и ухоженными ногтями.
Чёрт!.. Уже во второй раз за сегодняшний день мне экстренно понадобилось на Луну.
– Верните, пожалуйста, – взмолилась я, вцепившись в бумажный край и готовая от стыда расшибить лбом парту, но попытка отвоевать припечатанный тяжелой ладонью лист оказалась нелепой и безрезультатной.
– Исключено, – строгий голос Смирнова больно резанул по нервам, мне даже дурно стало, от мысли, что будет, если он
– Простите, – кое-как выдавив извинения, я с возрастающим ужасом поняла, что возвращать мне компрометирующий "шедевр" никто не собирается. Злосчастный листок стремительно удалялся, зажатый в сильной преподавательской руке.
Анатолий вернулся на своё место, и как ни в чём не бывало, продолжил рассказ, зловеще постукивая по столешнице отобранным трофеем.
– Я по жизни лузер, да? – трагическим шепотом поинтересовалась у пурпурной от сдерживаемого смеха Алины.
– Скорее тормоз, Розенталь.
Я зажмурилась, потому что наша неуёмная староста изволила-таки заржать во весь голос. Не рассмеяться, а именно заржать, как самый настоящий столетний перекуривший Беломора конь. Весело ей, понимаете ли… а вот Смирнову – не особо!
Прервав свою наверняка интересную лекцию на полуслове, он перевёл недоумевающий взгляд с начавшей икать старосты на меня и, раздражённо сощурившись, принялся внимательно изучать содержимое листа, сопровождая сие действие нервным постукиванием карандаша о стол.
Растерявшись, я никак не могла выбрать что лучше – исчезнуть, промчавшись через всю аудиторию или выйти прямиком в ближайшее окно, а потому продолжала неподвижно сидеть, не в состоянии ни моргнуть, ни выдохнуть. Смирнов читал, а я с возрастающим унынием наблюдала за его ползущими вверх бровями и сменой эмоций в стремительно округляющихся глазах: изумление, смущение, гнев…
Отбиваемый такт становился всё более зловещим и подозрительно смахивал на похоронный марш. Далее последовала эффектная пауза, в лучших традициях голливудских триллеров. И-и-и… звук переламывающегося в его длинных пальцах карандаша прорвал тишину грозовым раскатом. М-да, недолго я продержалась в универе.