Теперь-то он знал причину необычности сегодняшнего представления. Наконец он понял, в чем странность персонажей.
Они были не на экране! Они стояли на сцене, на узких подмостках перед экраном!
Они. Уже не спроецированные на экран воображаемые образы, а существа из плоти и крови. Созданные мыслью марионетки, которые внезапно ожили.
Он похолодел, похолодел и замер, вдруг со всей ясностью осознав, что одной лишь силой мысли - силой мысли в сочетании с таинственными и безграничными возможностями электроники - Человек сотворил жизнь!
Новый подход, сказал тогда Мэйтленд.
О господи! Новый подход!
Они потерпели неудачу в работе и одержали поразительную победу, играя в часы досуга, и отныне отпадет необходимость в особых группах ученых, ведущих исследования в той мрачной области, где живое незаметно переходит в мертвое, а мертвое - в живое. Ведь для того, чтобы создать человека-чудовище, достаточно будет сесть перед экраном и вымыслить его кость за костью, волос за волосом, его мозг, внутренности, особые свойства организма и все прочее. Так появятся на свет миллионы чудовищ для заселения тех планет. И эти монстры будут людьми, потому что их по заранее разработанным проектам сотворят их братья по разуму, человеческие существа.
Близится минута, когда персонажи спустятся со сцены в зал и смешаются со зрителями. Как же поведут себя их творцы? Обезумеют от ужаса, дико завопят, впадут в буйное помешательство?
Что он, Лодж, скажет Деревенскому Щеголю?
Что он вообще может сказать ему?
И - а это куда важней - о чем заговорит с ним сам Щеголь?
Лодж не в силах был шевельнуться, не мог вымолвить ни слова или хотя бы криком предостеречь остальных. Он сидел как каменный в ожидании того момента, когда они с подмостков спустятся в зал.