Театр Теней

От: Chamrajnagar%Jawaharlal@ifcom.gov

Кому: Graff%pilgrimage@colmin.gov

Тема: Кто возьмет на себя вину?

Дорогой Хирам!

Из приложенного письма почтенного главы китайского правительства Вы сами видите, что они решили отдать нам Ахилла как жертвенного агнца. Я думаю, они будут рады, если мы от него избавимся, избавив их от этой работы. Наши следователи официально объявят, что пусковая установка – китайского производства и прослежена до Ахилла де Фландреса – без упоминания, что когда-то ему ее дало китайское правительство. Если нас спросят, мы откажемся теоретизировать на эту тему. Это лучшее, на что они могут рассчитывать.

А пока что у нас есть твердые законные основания для вмешательства в дела на Земле – и по свидетельству, полученному от страны, которая более всего склонна была бы жаловаться на такую интервенцию. Мы ничего не будем делать такого, что повлияло бы на результат или ход войны в Азии. Сначала мы попросим сотрудничества от правительства Бразилии, но ясно дадим понять, что обойдемся и без него как в военном, так и в юридическом отношении. Потом мы попросим их изолировать территорию Гегемонии, никого не пропускать ни туда, ни оттуда до прибытия наших войск.

Я прошу Вас информировать Гегемона и соответственно скоординировать Ваши планы. Должен ли г-н Виггин присутствовать при взятии комплекса – вопрос, по которому у меня нет мнения.

Вирломи не входила в города – эти времена кончились. Когда она была свободна странствовать, пилигрим в стране, где люди либо проживали жизнь в родной деревне, или прерывали с ней все связи и всю жизнь жили на дорогах, ей нравилось приходить в деревни, и каждая была приключением в собственных декорациях сплетен, трагедий, юмора, романтики и иронии.

В колледже, куда она недолго ходила между возвращением из космоса и призывом в штаб индийских вооруженных сил в Хайдарабаде, быстро стало понятно, что интеллектуалы считают свою жизнь – жизнь умственную, с бесконечным самокопанием, с автобиографией, обрушиваемой на всех новых знакомых, – в чем-то выше однообразной, бессмысленной жизни простолюдинов.

Вирломи же знала, что все как раз наоборот. Интеллектуалы в университете были все на одно лицо. У них были одни и те же глубокие мысли об одних и тех же мелких эмоциях и тривиальных дилеммах. И подсознательно они сами это понимали. Когда происходило какое-нибудь реальное событие, такое, что потрясало до самого сердца, они выходили из игры университетской жизни, потому что реальность должна была разыгрываться на иной сцене.

В деревнях жизнь велась ради жизни, не ради игр в первенство и показухи. Умных людей ценили за умение решать проблемы, а не говорить о них красиво. В любой точке Индии, где ей пришлось бывать, Вирломи думала одно и то же: я могла бы здесь жить. Остаться среди этих людей, выйти замуж за одного из этих симпатичных крестьян и всю жизнь работать рядом с ним.

Но другая мысль тут же отвечала: нет, не могла бы. Нравится тебе это или нет, но ты одна из университетских. Ты можешь выходить в реальный мир, но места тебе здесь нет. Тебе надо жить в идиотской мечте Платона, где мысль – реальность, а реальность – тень. Ради этого ты родилась, и твои переходы из деревни в деревню – только чтобы учить этих людей, учиться от них, играть ими для достижения собственных целей.

Но мои цели, думала она, – это дать им дары, которые им нужны: мудрое правление или хотя бы самоуправление.

И тут она над собой смеялась, потому что эти две цели противоречили друг другу. Пусть даже индийцы правят индийцами, это не будет самоуправлением, потому что правитель правит народом, а народ – правителем. Это взаимное правление, и на лучшее даже надеяться не приходится.