Театр теней

«Женщинам нравится мелодия, продолжал я, – потому что они более совершенны чем мужчины, и мудрее их, но я не слышал, чтобы среди них были выдающиеся композиторы, потому что более осмысленное чувство музыки имеется у мужчин. А женщине ближе всё же ритм, потому что ритм, как бы является первоначальной формой звучания, и он эффектно может влиять на чувства. Для мелодии требуется углублённое осмысление, чем не обладают женщины и молодые люди. Ритм свойственен повседневной жизни или при военной самоорганизации, где практически отсутствует всякое глубокое осмысление, и на первое место выходит действие, а не состояние души. Ритм короток во времени и примитивен в построении, и разнится от мелодии как форма от содержания. Даже о человеческом характере можно сказать, что одни живут в ритме, в другие погружены в мелодию. Ритм, я считаю, всё же ближе женщинам. Вы же обращали внимание на их характер. Все они несколько импульсивны, потому что живут чувствами и ритмом, а мелодия – это поле мужчин, на котором и рождаются мысли".

Дирижёр посмотрел на меня с интересом и заметил: "Да ты, я вижу, умнее многих взрослых". На что я ему ответил: "Но это и закономерно, потому что, чем более взрослеет человек, тем более он тупеет". От этих слов дирижёр рассмеялся и спросил, откуда это мне известно, и чего же я хочу, придя к нему в оркестр. Я не стал раскрывать своего источника, просветившего меня о деградации человека в ходе его взросления, а лишь сказал, что от кого-то это слышал, но уже не помню. Мне не хотелось выдавать моего учителя Охара, с которым я почти каждый день встречался. И я пояснил, что мне хотелось бы играть на струнных инструментах, потому что именно они рождают мелодию, но так как в оркестре их нет, то я бы предпочёл учиться играть на флейте. Так я сказал ему, но в душе я не имел желания играть даже на флейте, и должен признаться, что в духовой оркестр я пошёл лишь потому, что мне посоветовала туда пойти моя мать, так как считала, что у меня слабые лёгкие, а занятия в духовом оркестре укрепили бы их. К тому же я посчитал, что самый лёгкий по весу инструмент оркестра – это флейта. Её не нужно таскать с собой, надрываясь, как барабан или басовую трубу. Но дирижёр был другого мнения о духовом оркестре, и он убедительно разъяснил мне все преимущества духового оркестра над струнным.

– Духовой оркестр, – сказал он, – это движение воздуха через дыхание жизни. Человек как бы при помощи своего дыхания приводит в колебание эфир, – то же самое делают и журавли в полёте при помощи своего клёкота. Эти колебания рождают музыку, приводя к гармонии всё пространство между землёй и небом.

Услышав эти слова учителя, я был настолько поражён, что не нашёл слов, чтобы ему возразить. Он сказал почти то же самое, что говорил мне учитель Лао, но уже не о красках, а о звуках. И я подумал: «Вот что такое истинный путь. Если на него встаёшь, то за одной тайной сразу же раскрывается другая». После этого замечания я стал всегда с почтением внимать словам моего нового учителя.

Дирижёр согласился обучать меня игре на флейте. С этого вечера мы стали с ним довольно часто встречаться.

Моё обучение продвигалось трудно, возможно, потому, что я всё ещё не испытывал особого желания учиться играть на духовом инструменте и тренировка моего дыхания сопровождалась сильным напряжением, от которого я уставал. Но уроки часто заканчивались у нас умозрительными беседами. Как ни странно, но дирижёр проявлял явный интерес к нашим беседам, может быть потому, что ему в моём лице достался развитый не по годам ученик. Когда он узнал, что я не владею нотной грамотой, он огорчился и начал меня обучать ей. Немного разобравшись с нотными знаками, я удивился, сказав, что нотная грамота – это почти что та же математика, чем привёл моего учителя в восторженное расположение духа. Оказалось, что он по профессии математик, и, к тому же, ещё пишет стихи.