Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери

Поступив в колледж, я начал писать рассказы другого плана, и переписка с Рэем стала угасать. Меня затянула студенческая жизнь, и я беспечно тратил свое время. Рэй писал: «Зачем ты вообще поступил в колледж? Если не будешь осторожен, он начнет отнимать у тебя время, которое можно потратить на творчество, ты перестанешь писать рассказы. Ты этого хочешь? Подумай. Хочешь посвятить свою жизнь писательству? Какие из предметов в колледже помогут тебе стать писателем? У тебя уже есть свой стиль, нужно лишь практиковаться в структуре. Напиши мне. Поскорее! Любви тебе! Р. Брэдбери».

Я ему не ответил. Меня испугало, что он ставит под сомнение необходимость колледжа, и к тому времени меня очаровал другой Рэй — Раймонд Карвер. Да я, если честно, и не знал, что ответить. Мне нравился колледж. Я считал, что он пошел мне на пользу. Я не хотел разочаровывать Брэдбери.

Потом меня захватили ежедневные заботы. Несколько журналов опубликовали мои рассказы, я отослал их Брэдбери, но он мне не ответил.

Я говорил о нем в интервью, о его влиянии на меня — даже как-то виделся с ним на Лос-Анджелесском книжном фестивале, но очередь к нему была многочасовая, и когда я предстал пред его очами, то уже и не знал, узнает ли он меня. Я подарил ему свои книги, он ответил: «Спасибо, спасибо», — после чего меня оттеснили. К тому времени он был глубоким стариком, и в тот день он уже несколько часов подписывал книги. Не знаю, вспомнил он меня или нет. Ох, думал я, как жаль, что я не ответил ему тогда, много лет назад. Что мы не продолжали переписываться.

С того дня, как я получил первое письмо от Рэя Брэдбери, прошло больше тридцати лет. И когда Морт Касл предложил мне написать рассказ-посвящение, я сразу вспомнил старую историю про оборотня, которую я посылал Рэю давным-давно. Первая и последняя фразы в этом рассказе не менялись с тех времен, когда мне было девятнадцать; середина «заражена» моим средним возрастом.

Сейчас мне почти столько же, сколько было Рэю, когда он мне впервые ответил — и тот растерянный двенадцатилетний мальчик уже почти растворился в дымке прошлого. Но теперь я понимаю, как Брэдбери поселился у меня в голове. Он не просто оказался моим наставником тогда, когда я в этом нуждался более всего; его стиль, его настроение, его образ мышления — все это просочилось в самую сердцевину моих работ.

Не знаю, покажется ли «Маленькая Америка» читателям брэдбериевской вещью; но я точно знаю, что Рэй Брэдбери как писатель стал частью моей души.

Дэн Хаон

Телефонный звонок [13] (Джон Макнелли)

Дагги вернулся домой из больницы всего час назад, но тут Боб, дядя Дагги, без единого слова вошел к нему в комнату, выключил свет и ушел, плотно прикрыв за собой дверь. Дядины шаги стихли в глубинах квартиры.

Дагги хотелось, чтобы свет горел. Ему было шесть лет, и заснуть никак не получалось — горло еще болело после того, как ему удалили гланды. В больничной палате он мог хотя бы включить телевизор или позвонить, чтобы пришла медсестра, в которую он был влюблен, а дома приходилось лежать в постели, и делать было особенно нечего, разве что разглядывать стены, которые он украсил обложками своего любимого журнала «Знаменитые монстры кино». Но когда выключали свет, Дагги лишался и этого развлечения.

Он не знал, который час. Он лежал в темноте и думал о медсестре Джилл, у которой были длинные светлые прямые волосы, как у Сьюзен Дей в «Семье Партридж», думал о том, как она потрепала его по волосам и сказала: «Я знаю девчонок, которые отдали бы полжизни за такие локоны». Она наклонилась к нему близко-близко и прошептала: «Но ты, наверное, их ненавидишь, да?» Ее губы почти касались его лица, и ему хотелось сесть и поцеловать ее. Но он, конечно же, не решился. Он просто смотрел в невероятно зеленые глаза медсестры Джилл, а потом она прикоснулась пальцем к кончику его носа и выпрямилась.

Дагги вновь и вновь вспоминал эти мгновения, потому что, если позволить им потускнеть, их заменит другое воспоминание — о человеке, которого мальчик увидел, когда очнулся после наркоза. Человек неподвижно лежал на соседней кровати, ему в рот были вставлены трубки, аппарат рядом с кроватью непрестанно бибикал, а кожа у человека была абсолютно бесцветной. Когда врач увидел, что Дагги пришел в себя, он сердито кивнул медсестре Джилл, и та быстро задернула занавеску между кроватями. У Дагги слипались глаза, и он сразу же снова заснул. А когда опять проснулся, то увидел, как двое мужчин в белых рубашках и белых брюках вывозят кровать с человеком из комнаты, и человек весь накрыт одеялом, прямо с головой, как делает Дагги, когда долго не спит: прячется под одеялом с фонариком и рассматривает журналы с фотографиями Дракулы и Чудища из Черной лагуны.

— Как его звали? — спросил он у медсестры Джилл в тот же день, но чуть позже.

Она улыбнулась:

— Мистер Бельведер.

— А куда он ушел? — спросил Дагги.

Медсестра Джилл протянула руку и просунула кончик пальца в один из локонов Дагги. Проверяя локон на упругость, она сказала:

— Туда, где лучше, чем здесь.