Театр. Том 2

Так поражен я тем, что услыхал от вас,
Что трудно с мыслями собраться мне сейчас.
Я помнил, госпожа, с пелен, что всем обязан
Той, с кем, как полагал, сыновним чувством связан,
Но долг мой больше стал, с тех пор как понял я,
Что, жизнь мне подарив, ты все ж не мать моя.
Однако не хочу благодарить тебя я
Сейчас, когда в таком смятенье пребываю.
Ты знаешь, я любил, и вот сестрой моей
Вдруг стала девушка, что жизни мне милей.
Я обретаю трон, возлюбленной лишаясь,
О том, что потерял, всем сердцем сокрушаюсь,
Противоборство чувств унять бессильно тщусь
И меж отчаяньем и торжеством мечусь.
Но честь велит забыть мне о тоске бесплодной.
Возглавить я готов союз ваш благородный
И скоро, Экзупер, приду к друзьям твоим,
Но дай нам с госпожой поговорить одним,
А сам тем временем устрой все чин по чину,
Так, чтоб, убив отца, вреда не сделать сыну:
Лишь кровь в нем общая с тираном, но из жил
Дурную эту кровь в сраженьях он излил.

Экзупер.

Тебе ответим мы слепым повиновеньем
И будем ждать тебя царевич, с нетерпеньем.

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Леонтина, Евдокия, Маркиан.

Маркиан.

Я верю, госпожа, что ты была всегда
Своекорыстия презренного чужда
И в тайну не дала проникнуть мне доныне
Лишь по изложенной сейчас тобой причине.
Другие бы сочли все это за обман:
Мол, любит дочь твою царевич Маркиан,
И материнскому тщеславью поддалась ты,
Для чада кровного взалкав верховной власти,
А мне, дабы смягчить печальный жребий мой,
Внушив уверенность, что я твой сын родной.
Но мысль подобную с презреньем отстраняя,
Одно тебе в вину я все-таки вменяю:
Зачем дала мне ты, кого я чтил, как мать,
Кровосмесительной любовью воспылать?
Зачем позволила к сестре питать влеченье?

Леонтина.

Я рассказала б все тебе до обрученья,
Хоть Фока бы и так не допустил его —
Царевну прочит он за сына своего.
Хотела, государь, я, чтобы, движим страстью,
Ты доблестью стяжал себе права на счастье
И, видя, что тебе отказывают в нем,
Бесповоротно стал обидчику врагом.
В своих надеждах я ничуть не обманулась:
Любовь в тебе враждой к тирану обернулась,
Да и рука твоя была б в бою слабей,
Когда бы силу страсть не придавала ей.
Царевич! До конца иди дорогой славы,
И в миг, когда грозит Пульхерии расправа…

Маркиан.

Не лучше ль, чтоб я сам к тому ее склонил,
Чего насилием добиться деспот мнил?
Любя меня, она противилась тирану,
Но в этом смысла нет, раз я ей братом стану,
А кто ж ее руки достойней, чем мой друг?

Леонтина.

Что в голову тебе взбрело, царевич, вдруг?

Маркиан.