Читаем Театр ужасов полностью

– Стареет, конечно. Тот сердечный приступ не прошел ему даром. Феликса давно не видел? – Я сказал, что давно. – Я тоже давно. Ух, мы тогда дали жару, а! – Я вздохнул, вспомнив те денечки в конторе Окстьерна, мою хату на улице Нафта… – С трудом верится, что это были мы, а!

– Это были не мы, я для себя давно решил: это были не мы. Лучше так думать.

– Хорошо, в тюрягу не загремели. Ну, поехали…

III.

Цветная пряжа паука

Бывают дни, к которым невольно возвращаешься. Вспоминаешь, как в задумчивости гулял по притихшим улицам. Стоял над лужей, а тебе на плечи садился тополиный пух. Ты ждал автобус. Кому-то звонил и не мог дозвониться. И намокшая сигарета гасла… Вдруг из этой духоты выходит человек, которого ты уже ни с кем никогда не перепутаешь.

Константин был одним из последних, про кого в нашей школе говорили «выдающийся ученик». С наступлением семидесятых годов «выдающиеся» иссякли: и ученики становились все хуже, и места на стене, где висели портреты математиков и физиков, окончивших нашу школу с золотой медалью и поступивших в московский вуз, не осталось. В школе Константин меня не замечал, а я почему-то выделил его из остальных старшеклассников и за ним следил, он мне попадался в городе, он был необыкновенно серьезным, собранным и шел нацеленным шагом, прыгающей походкой и будто врываясь вперед, словно пространство перед ним заперто или кто-то его не впускает. Я видел его с гипсом на руке в поликлинике. С ним был отец, высокий, серьезный, он важно прохаживался. У Кости лицо было жалкое. Много позже он мелькнул на концерте Наутилуса Помпилиуса, и я занес его в категорию людей, которых «видел на концертах», они были мне необходимы, чтобы противостоять «нормальным людям», населявшим железобетонный мир, что неотвратимо приближал меня к станции Армия. Избежав армии, я будто с цепи сорвался и многое безжалостно сломал, – девяностые годы стали годами тотального слома, я уничтожал все: отношения с друзьями и родственниками, фотографии, воспоминания, травил чувства, как крыс, стирал одни записи, делал другие, потом все выкинул, сжег все свои бумаги, бросил писать и слушать музыку; я был сам по себе, ни в ком не нуждался – ни друзей, ни идолов, ни святынь.

В 2007 году, когда у нас это произошло, Лена меня отвела к Константину. Я ходил на сеансы только ради нее – и еще из любопытства, я думал, что так развлекаю себя: во что ты превратился, думал я, глядя на Константина, насмехаясь над своими детскими и юношескими воспоминаниями: а ведь он что-то значил для меня, думал я, но не мог вспомнить, что именно он для меня значил.

Таинственна любовь – она приходит, наполняя тебя чувствами, светом, смыслом бытия; таинственно соитие и зачатие, таинственно рождение, жизнь маленького ребенка тоже таинственна, – но иссушение чувств, не-любовь, старение, бессилие, смерть – таинственны тоже.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне