Театр ужасов

Я встал у окна, глядя на Чертово колесо, оно совсем рядом, и оно так огромно. Огромное железное колесо так близко – на расстоянии одного прыжка: сейчас открою окно, прыг – и я в люльке! Страшно подумать, что они лазили на него…

Кустарь вошел в зал. Моя трубка давно погасла. Я сидел под железным деревом, на ветках которого висели покойники, их кусали железные грифы и гарпии, стервятники и гаргульи.

– Ты чего тут сидишь? – спросил Кустарь.

Я посмотрел на него, улыбнулся. Кустарь сбрил бороду и усы – обнажились его бледные дряблые щеки с родинкой. Он заплел косичку, надел кимоно и сандалии (наверное, он не работать пришел, а побродить, поглядеть на свои творения, подумать). Без бороды и усов он выглядел старше. Заметно было и то, что он давно и много пьет. Его грудь пушилась седыми волосами, в которых утопала цепочка с трехпенсовой латунной монетой шестьдесят седьмого года. (Мимолетно представил, как надеваю такую цепочку с монеткой на шею моему отцу.)

– Это же не твой круг, – сказал он. – Не твоя щель. Пошли…

– Куда?

– На девятый.

– Неужели ты меня в девятый круг определил?

– А как же!

– Какая честь.

– Там все мы, все мы…

Девятый этаж. Мы входим. И правда, тут все мы – в больших железных клетках, на цепях свисаем с потолка, со скрипом покачиваясь…

⁂

Я не остался на праздник, уехал. Эркки снимал сам, разок его подменил Кустарь, а так, можно сказать, весь праздник снял Кенёсин.