Театральная история

Отец Никодим показал на пригласительный билет, присланный Сильвестром вместе с личным письмом, приглашаю мол, жду, приходите всенепременно. Ипполит Карлович посмотрел туда же. Пригласительный был пафосный, с золотым тиснением.

– В этом золоте кроется наш позор! – воскликнул отец Никодим.

– Он не осмелится, – сказал Ипполит Карлович и понял, что осмелится, и еще как.

Вдруг лик отца Никодима просиял.

– Ипполит Карлович, есть же пожарная безопасность! Пришлите инспекторов! Пусть закроют театр, пусть отложат спектакль по своим противопожарным причинам!

«Недоолигарх» задумался и одобрил:

– Мысль.

– Мысль! – воодушевился священник и восторженно воскликнул. – Противопожарная мысль!

– И после этого. Я его уволю.

– Пожарная безопасность – вот наше спасение!

– Аминь, – сказал Ипполит Карлович.

Звонок против эфира

Сцилла Харибдовна контролировала все, что происходило в кабинете Иосифа. Раньше это был кабинет директора, с которым Сильвестр переговаривался по аппарату внутренней связи. Когда Иосиф гордо заселился в кабинет, режиссер приказал оставить аппарат круглосуточно включенным. Так, чтобы все звуки из Иосифова логова были слышны Сцилле Харибдовне.

Дослушав до конца сбивчивый донос Иосифа, Сцилла Харибдовна без стука вошла в кабинет Сильвестра. Небрежно кивнула господину Ганелю (ревность не проходила, и секретарша не могла ее скрыть даже в присутствии режиссера), встала напротив Сильвестра и торжественно объявила:

– Все, как вы предсказывали. Не выдержал.

– Но ведь как долго крепился! – улыбнулся Сильвестр. – Эксперимент удался, друзья мои, эксперимент удался…

Он откинулся в кресле и закрыл глаза. Достал мобильный, приоткрыл левый глаз, нажал на какую-то кнопку, закрыл глаз и сказал ласково:

– Иосиф, зайди ко мне, дорогой.

Господин Ганель заворчал:

– Я же предупреждал…

– Ты ведь знаешь, я ненавижу, когда мне так говорят.

В проеме двери нарисовался Иосиф – взгляд потерянный, голова склоненная, ладошки потные.

– Я выпишу тебе премию, дорогой. Крепился ты сказочно долго.

На лице Иосифа – смирение и печаль. На плечах Иосифа – серый свитер. В душе Иосифа – жажда бури. Бури, которая вбросила бы его в круговорот событий. А события заставили бы его забыться. Но событий он ждал напрасно. Сильвестр обрек его на пустоту:

– Все, иди, дорогой.

Иосиф повернулся задом к режиссеру, потом повернулся лицом и, медленно пятясь, утек. Когда дверь за ним закрылась, Сильвестр сказал:

– Ну что же, наши огневые позиции засечены врагом… Прекрасно. Светочка, у меня… – Сильвестр остановился. – А вот это уже будет лишнее. Посмотри, дорогая, не подслушивает ли наш виртуоз?

Сцилла Харибдовна резко открыла дверь, надеясь расшибить Иосифу лоб. Но дверь рассекла только воздух.

– Я так и думал. Все, Иосиф закончился, друзья мои. Так. У меня вечером эфир на Первом канале. Я его отменить хотел, но Иосиф не дал мне выбора.

«Вы сами себе не дали выбора!» – мысленно взвизгнул господин Ганель.

– Видимо, придется пойти. Света, позвони, скажи им, что я еду. Откроем занавес за день до премьеры. Тоже ведь хороший ход? Пускай поспорит жалкий звоночек толстяка священнику с моим эфиром на миллионы зрителей. С тревогой думаю, кто победит? – И Сильвестр засмеялся.

И в который раз господин Ганель, не верящий в Бога, подумал: «Этот человек – богоподобен».

Отче наш, как же мы допустили?

Прайм-тайм. Время обетованное для фирм и концернов. Мечта политиков. Недостижимость и невозможность для деятелей культуры всех величин, кроме первой. Сильвестр Андреев был деятелем именно такой величины. А потому он вошел в студию, как в дом родной, попутно здороваясь с давними знакомыми – операторами, продюсерами, режиссером. Слегка щурясь от яркого света, вальяжно опустился в огненно-красное кресло напротив ведущей. С легкой усмешкой сказал ей: «Как у вас жарко всегда. Вечное лето».

Ведущая Юлия Кликникова тридцатидвухзубо улыбнулась ему. Посмотрела с восхищением, в котором Сильвестр без труда узнал фальшь. Он ответил ей понимающим взглядом: и мне нередко приходится улыбаться по долгу службы. Потом пригляделся к ее улыбке, словно налипшей на лицо, и подумал: «Но все-таки гораздо реже, чем тебе». Телережиссер, человек с навечно утомленными глазами, подошел к Андрееву:

– Добрый вечер, рад! У нас всегда-всегда такие рейтинги с вами! На всякий случай напомню вам, Сильвестр Андреевич. Лицо руками не трогаем, микрофон на пиджачке не задеваем. Если вокруг вас люди будут ходить, а они будут, внимания не обращаем. Только вы и Юля. И так двадцать минут. А когда будет реклама, расслабляемся, шутим, потом снова – только камера, вы и Юля. Прямо в камеру не смотрим.

Сильвестр кивнул.

– Я помню все ваши правила. А лицо руками я, поверьте, и вне эфира не трогаю. По крайней мере, свое.

– Минута до эфира! – крикнул кто-то с неба.